Кровь королей
Шрифт:
— Эй, Тиль, — наклонился между близнецами остроухий фехтовальщик, обращаясь отчего-то лишь к стоящему справа, желая продолжать разряжать обстановку перед возможным грядущим боем, — Стрижёт как-то орк эльфа и спрашивает «Тебе уши-то нужны?». «Ага!» отвечает тот. «Ну, на тогда. Держи», — после чего он замолчал, не поясняя и без того очевидные детали о вручении отрезанных ушей владельцу.
Уилл сгорбился, хватаясь за живот сквозь кирасу, едва лбом или даже затылком не ткнув в спину стоящего спереди. Тиль же хихикал, прикрыв рот рукой, тоже слегка приседая и наклоняясь корпусом,
— А знаешь, что сказал сам себе проглоченный драконом эльф? — сквозь смешки попытался выдавить Тиль остроухому склонившемуся к ним собеседнику.
— Не надо отчаиваться, есть, как минимум, два выхода! — процитировал окончание этого забавного сюжета знающий его остроухий кадет.
Нина снова ткнула ближайшего из близнецов в бок, как раз между связующими цепями переднего и заднего панцирей кирасы и заодно повернулась на Кифлера, чтобы тот убрал голову из их ряда и выпрямился, перестав болтать. Заметив её строгий небесный взор из-под белёсых облаков-бровей, эльф перестал улыбаться и вернулся на своё место позади них, действительно замолчав.
— И я не буду говорить, что противник лёгкий или сложный, там уже гибнут стражники, там были убиты дозорные, — звучала речь паладина, знавшего о гибели на стенах со слов ворвавшегося в тронный зал Винсельта, — Потому вам каждому стоит быть начеку! Это не учения, бойцы! Вас ждёт настоящее испытание на готовность к жизни, провалом которого будет смерть, — предупредил он, — Ни второго шанса, ни пересдачи, ни подкупа судьбы. Ничего не пройдёт. Есть только вы, здесь и сейчас! И родные земли, которые нужно защитить во что бы то ни стало! — он поднял свой крупный обоюдоострый меч с зазубринами и в некоторых местах извилистым лезвием, а кадеты подняли в воздух кулаки в знак преданности и готовности.
Отсюда Эйверь повёл их за собой в западное крыло. Впереди каждого взвода двигался его капитан, а затем цепочкой сами кадеты, по двое и по трое в ряду, в быстром темпе шагая друг за другом. Почти бегом они двигались позади паладина, устраивая ногам и рукам такую своеобразную разминку, на которую особо не было времени.
— Ну, как тебе? — покрасовался пряжкой Нимрод перед рядом бегущим товарищем.
— Отлично, — усмехнулся тот, проведя по усам, — Дай-ка мне лучше твоего зелья хлебнуть, пока бой не начался.
— Это для храбрости что ли? — звонко заливался алхимик.
— Давай то, чтобы боли не чувствовать, — задумчиво ответил крепыш.
И его партнёр вскоре протянул ему флягу с бордово-сиреневым напитком. Тот отхлебнул прямо на ходу, так как некогда было останавливаться. Сначала чуть не облился, потом чуть не поперхнулся, но всё же, сделав пару больших глотков, после чего вернул пойло Нимроду. На деле это была просто ежевичная настойка на меду без каких-либо волшебных свойств и дополнительных примесей, но об этом знал лишь хозяин фляги, никогда не разглашавший свои рецепты.
С ранних лет он увлекался составлением зелий, изготовлением мазей, сбором трав, цветов, ягод и их измельчением для настоек и микстур. Родители Нимрода вместе не жили, мать была знахаркой, а отец мельником в ближайшей от их хижины деревни. Говорить ребёнок начал довольно поздно, был скромным, но послушным и любознательным. С детства помогал матери толочь что-нибудь в ступке. Но в деревне решили, что причины гибели скота не в упырях и серых ползунах, что наведывались ночами в деревню, а в колдовском проклятье, под давлением местного клирика обозлившись против колдовских сил травницы…
Несчастную женщину по итогу сожгли на глазах и у бывшего мужа, и у маленького сына. И оставаться в деревне, отрекаясь от всех заветов и устоев матери, он не желал, продолжая осваивать ремесло зельевара, хоть без должных знаний или книг рецептов получалось долгое время довольно-таки скверно. А когда от его зелий реально умерло несколько доверчивых человек, купивших у него расхваленное целебное пойло, как к уличного торговца, парнишку-самоучку схватила стража, приговорив либо к смерти либо вот к пожизненной службе в гарнизоне. Пришлось выбрать путь, сохраняющий жизнь, однако в том городке новички на службе нужны не были, так что его, в клетке, в кандалах, как преступника, позорно перевозили в Олмар, где в кадетской казарме ещё предстояло доказывать свое равенство с остальными, пока ему не начали доверять, как одному из них, став на учёбе более сплочённым коллективом.
— Уфф! Ух! — бодрился рослый усач, — Ну, что? Готов умереть за короля? — не слишком удачно шутил он сослуживцу.
— Да мне всё равно за кого воевать, Стромф, — на удивление по-серьёзному отвечал на его вопрос кудрявый алхимик-самоучка, — Я не верю, что знати и всем этим аристократам есть хоть какое-то дело до их воинов, до их крестьян, до тех, кто в поте лица трудится для них, воюет… Им плевать на народ… — обречённо подытоживал он.
— Ну, зря ты так, дружище! Я уверен, что король ценит каждого в своей армии. Не будь нас, и стражи бы не было. Если б никто не верил в то, что он защищает и за что он воюет, — высказывал свои мысли тот, удерживая свой массивный щит.
— А вот эту пить не смей, — предупреждал его приятель, — Здесь, в мутной склянке раствор маленького камешка морского йода пшеничным спиртом, — показывал алхимик, — Если исследования верны, должен помочь клирикам в заживлении ран и царапин. Если понадобится, то кричи, обработаем прям в бою твои раны. Но жжётся ужас! — сразу предупредил тот.
— Ха-ха, — усмехался крепыш, поглаживая свои белокурые слегка свисающие вдоль подбородка усы, — Что, похлеще того «Драконьего пойла»?
— Оно не сработало, как я полагал, — замялся Нимрод, — Однако же, капитан…
— Разговорчики там! — донёсся до них строгий голос бегущего на несколько бойцов впереди Рихарда Крэйна.
Им оставалось лишь переглянуться и замолчать, как бы пожав плечами и вдохнув, пусть этих жестов на ходу толком и не было видно, расстроившись, что даже поболтать на пути к баталии не дают, продолжим быстрый шаг, переходящий то на бег, то обратно. Несколько кадетских взводов дружно вышагивали вперёд на защиту Олмарской крепости.
V