Кровь на камуфляже 2
Шрифт:
Кок отполз под прикрытие высокого пня, который остался от дерева, срубленного прилетом снаряда. Что же там произошло? Неужели Кок случайно наткнулся на вражеских диверсов, которые подкрались к нам так близко? Степанов сейчас находится метрах в пятистах от нас. Дистанция более чем близкая. Вполне можно отстреляться из некоторых видов ручных гранатомётов. Или Кок сцепился с кем-то из наших?
– Глобус проверь всех в бункере? Проведи перекличку. Все на месте?
– Принято, – отозвался Глобус
Сам же поочередно связался с тремя внешними
На этой войне, к сожаленью, частенько возникают ситуации, когда происходит стрельба по своим. То летуны сбросят ФАБы не туда или НУРСы прилетят прямиком по схрону с разведчиками, то хвост колонны выступит в бой с головой колонны, то сонные или сменённые дозорные обстреляют возвращающихся с боевого выхода разведчиков из соседнего подразделения, а уж сколько раз арта своих же накрывала и не перечесть.
А что поделать если форма практически одинаковая, а порой прям идентичная, техника на семьдесят процентов тоже одинаковая – общее наследие СССР, да и хари у всех одинаковые – славянские и постсоветские. Незначительное отличие в виде опознавательных намоток на рукавах, шлемах, штанинах и разгрузках, а наших – белые и красные, у укропов – синие, желтые и зеленые. А в горячке боя или на адреналине, сперва стреляешь в силуэт двигающихся со стороны врага и только потом рассматриваешь какого цвета у них опозновалки.
Техника тоже зачастую не то, что похожая, а одинаковая. Танки, БТРы, БМП, САУ, «буханки», «мотолыги» – как братья близнецы, отличия лишь в намалёванных белой краской символах. У нас – Z, 0, V, треугольники и квадраты, у укропов – чаще всего кресты, из-за чего их за глаза и кличут – немцами или фрицами.
Это дедам в Великую войну хорошо было – у немцев своя форма, у русских своя, да и немецкий танк от советского всегда отличишь. А у нас не СВО – а какая-то «зеркальная» война, когда воюешь не заклятым врагом, а вроде как со своим отражением в зеркале.
Хотя надо отметить, что все из той книги, которую где-то смародерил Бамут с мемуарами советского генерала-летуна, я с удивлением узнал, что первым самолетом, сбитым советским асом Александром Покрышкиным, оказался не германский истребитель, а отечественный Су-2. Атака была произведена в первый день Великой Отечественной войны в одной из зон вторжения немецких войск. Дело в том, что советские летчики не были ознакомлены с внешним видом ранее засекреченных моделей, и атаковавший против солнца Су-2 Покрышкин не сумел вовремя разглядеть красную звезду на камуфляжной раскраске бомбардировщика. Его пилот выжил, но штурман погиб. Через два дня над Москвой средствами ПВО была обстреляна уже группа нераспознанных советских бомбардировщиков, возвращавшихся с боевого вылета. Это была первая воздушная тревога в столице СССР с начала войны.
Так что дедам тоже приходилось несладко. Война – это не только штыковые атаки вперед, под крики «Ура!», это еще суматоха, неразбериха, бардак и беспорядок.
С Коком пропала связь, я пробовал его вызвать, но он не отвечал. Последнее, что успел заметить – Кок заползает в окоп, где в боковой нише, за деревянной перегородкой стоял на станке АГС-17. Потом рядом с окопом взорвался ВОГ, потом еще один и связь со Степановым пропала.
– Ветер? Ветер! – вызвал я небольшой внешний опорник. – Прекратить стрельбу! Дальше навесь, дальше говорю, по Коку попали.
– Я вообще не стрелял, мы перезаряжаемся.
Значит это не свои, значит это противник захерячил Кока! Едрить-колотить!
– Твою ж мать, – выругался я. – Хули так медленно?! Кока там основательно прижали. Дай выстрел!
Метрах в двадцати от окопа Кока возникло белое облачко – след попадания ВОГа.
– Давай дальше метров на сорок! – приказал я в динамик рации.
Вновь вспыхнуло облачко белого дыма. Взрыв 40мм гранаты не особо-то и эпичный, пукнуло белым дымом, рассыпало вокруг себя веер мелких осколков – вот и все спецэффекты.
– Туда и бей! Прижми гадов, пока мы «самовары» развернем!
Следующий взрыв гранаты я не успел отследить, потому что она легла за пределами зоны досягаемости оптики камеры, которая следила за тем сектором, где находился Кок. Всего таких камер, которые прикрывали различные направления и подступы к нашей «крепости» было больше двадцати штук. Камера, следившая за направлением куда ушла группа Бамута контролировала самый дальний подступ.
– Джокер, бля, где «птичка»?! – крикнул я. – Едрить тебя в шевелюру! Быстрее, быстрее!!!
– Ща, ща, пять сек, – бубнил Джокер. – Есть, есть! Переключаю на тебя картинку.
– Ага, принял, – хмыкнул я. – Ниже опусти.
Картинка, передаваемая с камеры «матраса», показала всю «картину маслом»: два укропа в «кикиморах», один – «200», второй – «триста» пытается перетянуть простреленную ногу. Судя по вялым движениям и по вывернутой под неестественным углом второй ноги, этот подранок, уже не жилец.
Самое интересное было метрах в ста от окопа Кока – там явно кучковалась группа чубатых числом не менее пяти – семи штук.
Твою-жжжь мать, как мы так обосрались?! К нам практически вплотную подошла вражеская ДРГ числом чуть ли не в стрелковое отделение! Как?! Как мы могли так обложатся?
– Пых! – вызвал я старшего минометчиков. – Ставь 82-ые «самовары», будем укропов отрезать.
– Ща сделаем, – крикнул в ответ старшина Пыхов, – ща мы этих красавцев размотаем. Басота тащи два миномета наверх! – задорно заорал. Пых, обращаясь к своим подчиненным.
– Кок! Кок! – вновь попробовал я вызвать повара Степанова, но рация молчала. Так и не докричавшись до Кока я вызвал Бамута: – Бамут! Зайди на вторую точку – «к сосне», рыбу надо собрать.