Кровь на палубе
Шрифт:
– Хорошо. Поручите это Прево.
Переведя взгляд на фаворита, Екатерина язвительно спросила:
– А вы, граф, что ж молчите? Вам, я вижу, тоже недосуг государственными вопросами заниматься. Есть, верно, дела и поважнее. Сказывают, оды да эпистолы возлюбленным девам слагаете?
– Дозвольте объясниться, Ваше Величество, – Александр отвел в сторону глаза.
– Потом… Не до амуров сейчас – война.
Императрица повернулась к Безбородко:
– Ну, граф, рапортуйте же наконец! Только не вставайте, а то мне снизу смотреть на вас несподручно.
Легкая улыбка тронула уголки губ бывшего фаворита Екатерины:
– Осмелюсь доложить
– Вот и внесите, Александр Андреевич, предложение в Совет о добровольной подписке на рекрутов. А не хватит, так подготовьте указ о вольном наборе из крестьян Казенного ведомства. Только не мешкайте! И начните набор мелкопоместных дворян новгородских и тверских. Пришла пора и им Отчизне послужить!
Екатерина прикрыла рукой глаза, будто пытаясь что-то вспомнить. Подняв голову, она обратилась к Храповицкому:
– Не забудьте, Александр Васильевич, к завтрашнему дню манифест составить об объявлении войны супостату шведскому. И главное: командующим Выборгской армией я назначаю генерал-аншефа Мусина-Пушкина. Хоть он не особенно решителен, зато делу государственному предан. Что ж поделать, ежели мои лучшие генералы с турками баталии ведут. На том, думаю, аудиенцию и закончим. Все, кроме графа Дмитриева-Мамонова, свободны.
Не успели закрыться двери, как молодой любовник упал перед августейшей особой на колени.
– Катенька, что же немилостива ты ко мне? – Александр принялся униженно целовать полы ее платья.
– Немилостива? А разве не я тебя в генерал-адъютанты произвела, графское достоинство тебе даровала, в Совет определила? – Голос у императрицы задрожал, и на глазах навернулись слезы. – Ну почему ты любовь мою не ценишь? Сказывают, за фрейлинами ухлестываешь. Что с тобой, Саша? Скажи правду. Уж не другую ли нашел?
– Да что ты, Катя! Не верь! Врут люди! Завистью черной исходят! – Он жалобно захныкал, затрясся всем телом и приник к ее ногам. – Каюсь, грешен я! Да только в том, что к картам пристрастился да все дни напролет за ломберным столом просидел… Провались она пропадом, игра эта!
– Ну, полно, Саша, полно! Успокойся! Вот и славно, что разобрались!
…Ровно через год граф Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов попросит у Екатерины II прощения и высочайшего соизволения на брак с ее фрейлиной – шестнадцатилетней красавицей Дарьей Щербатовой. Екатерина II благословит молодых и пожалует 2250 душ крестьян и 100 000 рублей. Но на другой день после свадьбы она прикажет им навсегда покинуть Петербург.
Не пройдет и года, как бывший фаворит начнет вновь забрасывать повелительницу жалостливыми письмами, умоляя вернуть ему былую благосклонность и разрешение на жительство в столице. Ответ государыни не оставит ему никаких надежд.
Глава 28
Беспокойная новость
«Ставропольские губернские ведомости» № 38
Специальный выпуск от 18 сентября 1910 года
«По сообщению нашего корреспондента, находящегося на борту парохода «Королева Ольга», вчера в своей каюте
Вдова погибшего уже покинула пароход, чтобы пересесть на встречный корабль и сопроводить гроб с телом незабвенного супруга до Ставрополя.
Вместо погибшего в Константинополе учителя гимназии Завесова в члены экспедиции принят господин Свирский, следовавший на том же судне в качестве вояжера. Как считает профессор Граббе, присутствие студента столичного университета, прослушавшего курс разнообразных наук, может оказаться очень полезным в деле обнаружения целакантуса и проведения других научных исследований на Мадагаскаре».
Поляничко сидел в своем кабинете и, шевеля усами, внимательно читал газету. Тем временем Фаворский, заложив руки за спину, рассматривал улицу в открытое окно. Беззаботные парочки дефилировали по тротуару, радуясь бабьему лету. Торопились куда-то семинаристы, тащил на спине мешок базарный торговец, звонко голосил мальчишка, продающий билеты на цирковое представление, и обреченно стучали железными колесами о мостовую деревенские подводы.
– Стало быть, успел все-таки злодей загубить еще одну невинную душу, – с сожалением изрек полицейский. – Жаль, что наша депеша поздновато поспела. Одно хорошо – у Антона Филаретовича хлопот поубавилось. Теперь ему осталось сдать преступника в участок в Новороссийске и – домой. Оно и правильно – хватит по заграницам кататься. Пора бы и местными конокрадами заняться…
– А я склонен полагать, что основная каша только заваривается, – не поворачиваясь, проронил жандарм. – Не думаю, что Ходжаев убил бедолагу Завесова. Зачем он ему? С учителя и взять было нечего. Другое дело – Прокудин.
– По-вашему, на судне имеется еще один злоумышленник?
– Весьма возможно, если только он уже не сошел в ближайшем порту.
– Что же делать?
– А ничего, Ефим Андреевич. Будем на Господа уповать да на Клима Пантелеевича. Только бы Антон Филаретович не наскипидарил!.. Кстати, нет ли от него вестей?
– Давеча прислал телеграмму. Пишет, что взял билет на пароход до Афин. А там пересядет на другой – до Яффы. «Королеву Ольгу» дождется уже в Палестине.
– Верное решение. Я запрашивал Новороссийское отделение РОПиТа, и они мне разъяснили, что если плыть без остановок, то от Афин до Яффы – всего два с половиной дня пути. Получается, что ваш помощник прибудет туда раньше, чем Ардашев.
– Это и понятно: паломники, туристы, достопримечательности… Помилуй бог, тут хоть бы в неделю уложиться!
Послышался неуверенный стук в дверь, скрипнули петли, и в проеме показался письмоводитель Кипятков. Из-за его спины выглядывала почтовая фуражка с кокардой:
– Ефим Андреевич, вам телеграмма международная, срочная…
– Давайте, – Поляничко выхватил конверт и принялся надрывать край.
– Прежде надлежит расписаться, ваше благородие, – почтальон подал квитанцию.
Полицейский потянулся через стол, макнул перо и поставил размашистую подпись. Письмоносец исчез.
– Уж не от Каширина ли?