Кровь нуар
Шрифт:
Господи, это тоже звучит не лучше.
Джейсон вернулся с ленточкой нераспечатанных презервативов. Я насчитала не меньше четырех.
— Ну и амбиции!
Он посмотрел на презервативы и засмеялся снова:
— На случай, если окажется бракованный. Мне неохота снова вылезать из кровати.
Я невольно улыбнулась — это один из лучших моментов в том, чтобы быть с Джейсоном. Он всегда заставляет меня улыбаться. Никаких там стрингов, никакой трагической страстности — просто близкие друзья, сумевшие стать любовниками, оставаясь при этом друзьями. И это хорошо.
Он положил презервативы на тумбочку, потом залез на кровать, не переставая улыбаться. Придвинулся ближе — улыбка изменилась, глаза стали серьезнее, улыбка почти погасла, лицо лишилось выражения, остался только пристальный взгляд. Глаза как голубые небеса, весенние небеса, но он наклонился ко мне, и голубизна стала темнее, и глаза стали цвета летней жары, без малейшей весенней легкости.
Он остановился, потом наклонился ко мне поцеловать, лежа рядом со мной.
— Какое у тебя лицо, Анита, — выдохнул он.
— Какое?
Он улыбнулся, но глаза остались серьезными, темно-голубыми. Наклонившись, он ответил губами прямо мне в губы:
— Вот такое.
И поцеловал меня. Сперва нежно, потом сильнее, сильнее, телом прижимаясь ко мне сбоку, и обнаженный перед — вдоль длинного изгиба моего тела. Ощущение прижатого к бедру его паха заставило меня включиться в поцелуй руками, плечами, ртом. Он понял — или это отреагировало его тело, став тверже, мощнее, упираясь мне в бок, и он впился мне в рот, а я в его. Этот поцелуй был будто другой вид секса, нашедший свой собственный ритм, будто мы оба знали, что изображаем. Тела мое и его поплыли в этом поцелуе, и Джейсон начал тыкаться мне в бедро в такт с движением ртов.
Он отодвинулся, беззвучно смеясь, чуть отпрянув от меня, не касаясь больше бедра.
— Если не перестанем, то так оно все и кончится.
Я только со второй попытки смогла ответить:
— Тогда перестанем, потому что я хочу для тебя не так.
Он оперся на локоть — вторая рука тихо бродила по моему голому животу. Будь у меня меньше метафизической силы, сейчас он бы играл с вполне реальными шрамами, а так — тигр-оборотень, пытавшийся выпустить мне кишки, не оставил ни следа.
— Ты вдруг стала очень серьезна.
— Просто подумала, что будь я метафизически слабее, ты бы сейчас мог играть со шрамами.
Он тронул меня за лицо:
— Анита, не думай о том, что мы потеряли. Думай о том, что у нас есть.
Я улыбнулась ему, поскольку он этого хотел.
— Получается, ты просишь не думать о схватке, в которой мне могли бы остаться шрамы, и о том, кто погиб, чтобы меня спасти.
Лицо его стало серьезным и нежным:
— Вот теперь ты это поняла. — Я хотела возразить, но он положил палец мне на губы и сказал: — Дальнейший разговор на эту тему мне не поможет прийти в настроение.
Я улыбнулась, прямо в этот палец у меня на губах. Он отодвинулся, и я смогла сказать:
— Мне кажется, ты все еще в настроении.
— Девочкам намного легче, — сказал он. — Посмотреть вниз — и сразу все ясно.
— Вот это мне нравится в мальчиках.
Он тихо засмеялся:
— Я заметил.
Снова он прижался ко мне, показывая, что все еще вертикален, но не совсем еще тверд.
— Так что настроение у меня несколько упало, и давай бросим серьезные мысли. Думай только о сейчас и обо мне.
Я посмотрела ему в лицо. Тело его выражало радость, но лицо было серьезнее обычного. Наверное, этого следовало ожидать, но Джейсон всегда такой радостный партнер. В сексе по крайней мере — последующие постельные разговоры могли быть глубокими до психотерапии, но секс всегда неосложненный.
— Опять у тебя серьезное лицо, — упрекнул он.
— Я сделала, как ты просил, — стала думать о тебе.
— Зачем тогда так серьезно? — нахмурился он.
Я подсунула руку ему под шею, под короткий шелк волос, погладила, притянула его к себе.
— У тебя такие мягкие волосы, каких мне вжизни трогать не доводилось.
— Мягче, чем у Натэниела?
— Да, — ответила я и попыталась притянуть его для поцелуя.
— Врешь, — сказал он, упираясь рукой и не приближаясь.
— Вру?
— Я же был с вами двумя, не забывай. У него волосы как мех на коже.
— Да, но это не просто мягкость. У его волос другая текстура.
— У Жан-Клода мягкие волосы.
Я нахмурилась:
— Да, но не такие, как у тебя. Волнистые волосы никогда не бывают так мягки, как прямые.
— У Ашера волосы как пена.
Я нахмурилась сильнее, убрала руку, просто глядя на него теперь.
— Я тебе один раз сказала комплимент, и ты его не хочешь принять?
— Прости, но я вдруг тебе не поверил.
— Я во время секса не вру, Джейсон. Никогда не говорю того, чего не имею в виду, и никогда ничего не изображаю.
Он опустил голову, я теперь видела только его профиль — очень симпатичный.
— Прости, Анита. Это не у тебя пунктик, это у меня.
Он смотрел на меня, и глаза меняли цвет, возвращаясь к обычной, светлой голубизне.
— Какой пунктик?
— Ты теперь знаешь мое семейство. Сколько я живу, никому не был нужен. Отец хотел совсем не такого сына. Ты знаешь, каково жить, все время зная, что ты не такой сын, как хотел твой отец?
— Если заменить сына на дочь.
Он вгляделся пристальней, с неподдельным интересом:
— Твой отец хотел вместо тебя мальчика? Или что?
Я улыбнулась:
— Нет, он был мной доволен. Я была его напарником на охоте, мы всякими мужскими вещами занимались вместе.