Кровь. Царство химер
Шрифт:
— Но не такая.
— Вирус гораздо опасней. Мы знаем теперь хотя бы, что антивирус существует, и я — рядом с людьми, у которых он в руках. Может, я найду способ выбраться.
— Боже, мы оба в заточении! И нас убьют, обоих.
Томас взял ее за руку и повел дальше:
— Этого не случится.
Он посмотрел на окружавший их лес. Ветер доносил звуки далекого веселья. Томас вздохнул:
— Все готовятся к празднованию, а мы говорим о пытках…
— О пытках? Ты о чем?
— Обо всем сразу. Это же пытка.
Вроде бы вывернулся. Рашель заговорила о другом.
— Если ты и я живем в обоих мирах, может быть, в них живут и все остальные? — спросила она.
— Я об этом думал. Но сны о людях другого мира видим только мы.
— И кто, интересно, там — Кваронг? А здесь — Свенсон? Умер бы он там, если б мы нашли его здесь и убили?
— Свенсон нам нужен живым. У него антивирус. Все не так просто, Рашель. Мы не можем ни с того ни с сего начать убивать людей. — Он обдумал ее предположение и с другой стороны. — Кроме того, если бы все жили в обоих мирах, населения у нас было бы гораздо больше.
— Может быть, здесь только часть людей. А остальные — в каких-нибудь других реальностях.
— Допустим, но почему тогда люди здесь не падают на ходу замертво, если внезапно погибают там — от несчастного случая к примеру?
— Возможно, связь бывает неполной, пока они не знают о ней. Мы знаем, благодаря снам, а остальные — нет. А брешь между реальностями без этого знания не пробить.
— Тогда как же мне это удалось в первый раз?
Она пожала плечами:
— Это всего лишь предположения.
— «Интересные предположения», — хмыкнул Томас. — Причем делающиеся с лету.
Она усмехнулась:
— Сила женского ума.
— Мне кажется, я — только ворота между реальностями. Единственное, что передается из одной в другую, — это кровь, знания и навыки, а я всего лишь ворота.
— Но ведь и я прошла.
И Томас вдруг отчетливо понял причину:
— Ты порезалась, как и я. И у тебя шла кровь. У нас обоих шла кровь.
— И, может быть, все это полный бред, — отозвалась она.
— Быть может.
Никогда еще в Туановой долине не собиралось столько народу, даже после Зимнего похода, когда здесь чествовали Томаса жители ближайших лесов.
Сперва Томас и Рашель услышали толпу, за сотню ярдов, — приглушенный рокот голосов, который с каждым шагом становился громче. Когда же они вышли из-за последнего поворота тропы и перед ними открылось зеленое пространство долины, рокот перерос в рев.
Томас остановился, утратив дар речи.
Долина походила на гигантскую чашу с отлогими склонами и плоским основанием. По ней протекал небольшой ручей, на берегах которого в изобилии росли белые, похожие на лилии цветы — туаны, в честь коих она и получила свое название. Вдоль ручья пролегала широкая тропа.
Но не этот вид ошеломил Томаса, а количество людей. Все склоны
— Томас! Томас Хантер! — выкрикнул кто-то.
То был Питер Южный, один из старейшин Южного леса. Томас поклонился ему.
Весть разнеслась по долине мгновенно; к Томасу повернулись тысячи лиц, поднялся всеобщий крик: «Томас Хантер!»
Он улыбнулся и вскинул руку, приветствуя их, одновременно высматривая в толпе Сайфуса и остальных советников.
— Пройди вперед, Томас, — сказал Питер. — Быстрее, он скоро будет.
— Мне и отсюда все видно…
— Нет-нет, мы сохранили для тебя место. — Он взял Томаса за руку, потянул за собой. — Рашель, иди с нами.
Зазвучала хвалебная песнь, как велел обычай. Хантер, Хантер, Хантер, Хантер! В тридцать тысяч глоток.
Все смотрели на него, все выкрикивали его имя. Ничего другого не оставалось, кроме как отправиться с Питером Южным вниз по склону. Толпа перед Томасом расступалась. Миг назад возбужденно пританцовывавшие, люди притихали, глядя на великого воина с благоговением.
Питер вывел их с Рашелью в первый ряд.
— Благодарю, — улыбнулся Томас.
Старейшина ушел.
Слева к Томасу пробились сын и дочь. Сэмюель и Мэри, сиявшие от гордости, но старавшиеся не выказывать ее слишком явно. Он подмигнул им и улыбнулся.
Песнь не смолкала. Хантер, Хантер, Хантер, Хантер. Он снова поднял руку — в знак благодарности.
Склоны долины являли собой естественные трибуны. Дно в семьдесят ярдов шириной служило дорогой для процессий, где в иное время никто не смел топтать траву. Так велел обычай. Тропа, по которой должен был проехать Джастин, рассекала долину надвое, и до нее от того места, где стоял Томас, было тридцать ярдов.
Он увидел неподалеку маленькую девочку, лет девяти, с белой лилией в волосах, молча таращившую на него круглые карие глаза. «Забыла, как и петь, оказавшись в двух шагах от ходячей легенды», — подумал Томас. Улыбнулся ей и поклонился.
Она ответила робкой улыбкой. Одного зуба у нее не хватало. Возможно, малышке не было еще и девяти.
— Прелестное дитя, — сказала, глядя на нее, Рашель.
Толпа по-прежнему распевала его имя.
Никакого сигнала никто не подал. Не сверкнула молния в небе, предупреждая. Но в течение двух секунд все переменилось. Прозвучало: Хантер, Хант… И — пала тишина.