Кровь. Надежда. Эгоизм
Шрифт:
После этих слов я принялся рисовать в воздухе конструкт, но королева не дала мне завершить начатое и сказала:
— Стой! Неужели ты не хочешь узнать, кто мы и откуда, как нас победить, узнать наши секреты? Не трогай меня и нерождённых и тогда…
— Не-а. Не хочу. А теперь сдох…
На этот раз мне не дал договорить незнакомый мужчина, стоявший рядом с моими друзьями, и когда я уже стал напитывать конструкт силой, он взмахнул рукой, моё заклинание рассыпалось, а меня обдало жаром. Сразу же после этого он произнёс:
— Подожди. Не нужно никого убивать. Здесь, в плену у тварей, в паутине спит множество разумных. Они… Скажем так: в очень глубоком сне. Просто так вернуть
Я на минуту задумался. Кем бы ни был этот человек, думаю, что стоит прислушаться к его мнению, особенно учитывая то, как легко он растворил создаваемое мною заклинание.
— Мы согласны. Что скажет королева?
— Дети — это моя жизнь. Пусть будет так. Но, чтобы всё было честно… Воины убивают воинов — так было всегда. Но дети… Вы посмели убить ребёнка! Своим страшным оружием вы уничтожили нерождённое дитя, а потом этот варвар, ваш целитель, сделал с одним из детей страшное, поэтому и я не могу не ответить…
После этих слов, когда ни я, ни кто-либо ещё не успел ничего сделать, стоявшие позади людей твари резкими движениями пробили насквозь тела Олафа и Терна. Олаф при этом не проронил ни слова, а Терн прошептал одними губами:
— О-то-мсти-и-и…
После чего его безжизненное тело обмякло и рухнуло под ноги тварям.
У Шиары шерсть встала дыбом, а Оло стоял ошарашенный и вопросительно смотрел на незнакомого мужчину, а тот поспешил всех успокоить:
— Тихо! Спокойно! У нас договор! Ничего не предпринимайте!
Ничего не предпринимать? Да кем он себя возомнил? Эта тварь только что уничтожила моих друзей!
Так, нарисовать конструкт, вплести…
— Да твою мать! — выкрикнул я, когда создаваемое заклинание вновь рассыпалось у меня на глазах.
Мои воины уже направили арбалеты на главного арахнида улья, но мужчина взмахнул рукой, и мощный поток воздуха буквально выбил у них оружие из рук.
— Пожалуйста, — терпеливо произнёс он.
—Ну, хорошо, — сквозь зубы процедил я.
Двое отродий выбежало из зала, за ними последовали мы. В этот момент у меня в голове я услышал голос: «Выйди на поверхность — нужно переговорить, а до тех пор помалкивай, у этих стен в прямом смысле есть уши».
Мы поднимались по тоннелю вверх, твари остались в зале с коконами в форме людей и проводили с пленными какие-то манипуляции. Меня просто разрывало от гнева и обиды: Олаф погиб! Пусть он и был жутким и упрямым ворчуном, но он был моим другом. Он объяснил мне основы существования этого мира, ответив на тысячи моих вопросов. А Терн? Этот чернокожий лучник был моим освободителем. Благодаря ему я обрёл свободу на корабле, а ещё он был отличным охотником. Теперь в одно мгновение их не стало и этот псих, кем бы он ни был, говорит: «ничего не предпринимать»? Мы вообще-то пришли, чтобы что-то предпринять, чтобы выжечь дотла это гнездо, не оставив камня на камне и спасти друзей… Зла не хватает, чтобы сделать с ним то, что он заслуживает!
С этими мыслями мы вышли на поверхность. Я болтался на спине полуорка, как дерьмо в проруби. Яркий дневной свет заставлял зажмуриваться и прикрывать глаза, а свежий воздух позволил вздохнуть полной грудью.
Я наслаждался тем, что оказался на поверхности, и в этот момент вновь услышал в голове посторонний голос:
«Не подавай виду, что слышишь меня. Нам это ни к чему. Мы в большой опасности. Я понимаю твои чувства, но выслушай меня, прежде чем что-то предпринять. Меня зовут Харальд, я из Олода и я
— О, спасибо тебе, путник, что внял моим словам и не стал атаковать королеву! Небольшая договорённость с ней беды не принесёт, а вот пользу вполне. Меня, кстати, зовут Харальд, это мой сын – Оло, а вас как величать?
— Я… Что? Оло ваш… Эм. Я Саян.
— Ах, Саян… А вы что же, знакомы с моим сыном?
— Эм. Да, знаком.
— Это его я учил магии, папа.
— Ах, вот как? Тогда понятно, почему он столь рассеян и слаб в магическом искусстве! Ты ведь ещё совсем дитя и тебе самому предстоит многому научиться, прежде чем ты сможешь учить кого-либо другого!
— Но больше некому было…
— И хорошо, что не было! Секреты Олода должны оставаться секретами Олода, так ведь?
— Но если бы он не научился колдовать, то я бы уже погиб, а если бы не погиб, то никто не вытащил бы нас с тобой из плена, папа!
— Никто и не спорит! Что сделано, то сделано! Я ведь не ругаю тебя!
Я решил немного разбавить этот милый семейный разговор и вмешался:
— Простите, Харальд, а как вы, собственно, встретились с Оло? Не просветите меня?
— Конечно-конечно! На самом деле я в плену гораздо дольше, чем мой сын, если, конечно, я правильно могу судить о времени… Ведь когда находишься в коконе, то время идёт немного странно. Видите ли, я исследователь и писатель! По команде руководства нашего государства и по моей собственной инициативе меня отправили на разведку этих земель и для сбора информации о рое, так как сведения, имеющиеся у командования, которые, кстати, я собрал и описал в одном трактате… скажем так: недостаточно полны. Но из-за стечения обстоятельств меня угораздило попасть в плен!
— Уж ни об этом ли трактате идёт речь?
Я достал из-за пазухи книгу, что мне вручил однажды магистр Айн, и показал её мужчине.
— Это невероятно! Это действительно моя книга! Так значит, вы читали мой труд? И как он вам?
— Было интересно. Получил ответы на многие вопросы. Но как победить рой, там не написано.
— Вы правы, мой друг. К сожалению, у меня пока нет ответа на этот вопрос. Вы мне верите?
— Верю. Но у меня есть вопрос: как так вышло, что, когда мы вошли в зал, вы все были не в коконах?
— О! Думаю, что тут всё просто! Твари знали, что вы знакомы с Оло, тигролюдкой и теми двумя… Хм, решив, что так будет легче вести переговоры, они вывели из спячки этих троих, а я…
«Мы мысленно разговаривали с Оло всё время, пока были в плену, знали, что находимся рядом, вот только выбраться не могли» — раздалось у меня в мозгу, при этом ртом Харальд произнёс совсем другое:
— Я был освобождён по просьбе Оло. Он как-то различил мой силуэт среди запрятанных в паутину пленных и просил освободить. Он был очень настойчив.