Кровавая луна
Шрифт:
Пока Ллойд читал бумаги, Хейнс заговорил:
– Я… я… я не убивал его. Это… это… какой-то чокнутый педик. Ты должен меня выслушать. Ты должен…
Ллойд сбил Хейнса с ног. Тот рухнул на пол с приглушенным криком. Ллойд присел на корточки рядом с ним и проговорил:
– Не капай мне на мозги, Хейнс. Я тебя живьем съем. Иди сядь на кушетку и сиди тихо, пока я читаю. А потом мы с тобой потолкуем о старых добрых временах в Сильверлейке. Я сам там родился. И точно знаю: ты с удовольствием прогуляешься со мной по дорожке воспоминаний. Встать!
Хейнс с трудом дохромал до своего дерматинового дивана, сжимая и разжимая на ходу кулаки и глядя только на начищенные
Досье было открыто десять лет назад. С начала семидесятых Лоренс Крэйги регулярно подвергался арестам и допросам за приставания к мужчинам с гомосексуальными предложениями в общественных туалетах. Под этими ранними рапортами красовались подписи всех восьми полицейских из отдела нравов. После 1976 года все записи, касающиеся Лоренса Крэйги, вносились исключительно рукой помощника шерифа Делберта Хейнса, жетон номер 408. Все отчеты до смешного дублировал и друг друга. Последние из них пестрели вопросительными знаками. Увидев отчет от 29 июня 1978 года, Ллойд прочитал вслух:
– «Сегодня я задействовал Лоренса Крэйги как своего осведомителя в отделе нравов. Я приказал другим офицерам отдела его не трогать. Он хороший стукач. С уважением, Делберт Хейнс, жетон номер 408». – Ллойд рассмеялся громким театральным смехом, чтобы заглушить включение записывающего устройства у себя на теле. Ощутив щекочущие грудь слабые разряды, он продолжил: – Помощник шерифа округа Лос-Анджелес торгует наркотиками и контролирует мужскую проституцию, получает откаты от гопников по всему «Городу мальчиков». Птичник мертв. Что ты теперь будешь делать? Придется найти себе другого толкача. А когда детективы из службы шерифа пробьют твою связь с Крэйги, придется искать другую работу.
Уайти Хейнс упорно глядел себе под ноги.
– Я чист. У тебя на меня ничего нет, – сказал он. – Понятия не имею, о чем ты толкуешь. Я ничего не знаю об убийстве Крэйги и всяком таком дерьме. Ты сам – дерьмо и действуешь незаконно, иначе пришел бы не один. Взял бы с собой другого копа. Сам ты гнилой коп, тебе бы только заложить товарища. Я тебя тогда еще раскусил, когда ты пудрил мне мозги насчет этих самоубийств. Да, я о них доложил, и что? Хочешь меня заложить за то, что я взял досье из отдела нравов? Ну давай, земляк, закладывай. Больше-то у тебя на меня все равно ничего нет.
Ллойд наклонился вперед:
– Посмотри на меня, Хейнс. Посмотри внимательно.
Тот оторвал взгляд от пола, и Ллойд глянул ему прямо в глаза:
– Сегодня ты заплатишь по счетам. По-хорошему или по-плохому, но ответишь на мои вопросы.
– Да пошел ты, – отозвался Уайти Хейнс.
Ллойд улыбнулся, вскинул свой короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра и открыл барабан. Он вытащил пять из шести пуль, ссыпал их себе в ладонь, защелкнул барабан и провернул его. Потом взвел курок, прижал дуло к носу Хейнса и сказал:
– Тедди Верпланк.
Багровая физиономия Уайти Хейнса побелела. Он стиснул руки с такой силой, что Ллойд услышал, как хрустнули суставы. Целая сетка вен пульсировала у него на шее. Он дернул головой, отстраняясь от дула. На губах толстым белым слоем засохла слюна.
– П-просто п-п-парень из шк-школы, – проговорил Хейнс заикаясь.
Ллойд покачал головой:
– Ответ неполный, Уайти. Верпланк – серийный убийца. Он убил Крэйги и бог знает сколько женщин. После каждого убийства он посылает цветы твоей
Хейнс ощупал полицейский жетон, приколотый чуть выше нагрудного кармана.
– Я… я ничего не знаю.
Ллойд опять крутанул барабан.
– У тебя пять шансов, Уайти.
– Кишка тонка, – хрипло прошептал Уайти.
Ллойд прицелился ему между глаз и спустил курок. Боек ударил по пустому гнезду с сухим щелчком. Бесслезные рыдания вырвались из груди Хейнса. Дрожащими руками он вцепился в диван и начал рвать из него куски искусственной кожи вместе с поролоном.
– Четыре шанса, – продолжал Ллойд. – Я тебе немного подскажу. Верпланк был влюблен в Кэти Маккарти. Он был «Клоуном Кэти». Помнишь «свиту Кэти» и ее «клоунов»? Десятое июня шестьдесят четвертого года тебе что-нибудь говорит? В тот день Верпланк впервые вступил в контакт с Кэти Маккарти – послал ей стихи о крови, любви и ненависти, излитой на него. В тот год и ты, и Верпланк, и Птичник учились в средней школе Маршалла. Что вы с Крэйги сделали с Верпланком, Хейнс? Вы его ненавидели? Вы пустили ему кровь? Вы…
– Нет! Нет! Нет! – завизжал Хейнс, обхватив себя руками и колотясь затылком о спинку дивана. – Нет! Нет!
Ллойд встал, взглянул на Хейнса и понял, что последний кусочек головоломки встал на место, связав Рождество 1950 года с десятком десятых июня и открыв дверь, ведущую в преисподнюю. Он приставил револьвер к голове Хейнса и дважды спустил курок. При первом щелчке Хейнс завопил, при втором стиснул руки и начал шептать молитвы.
– Все кончено, Уайти, – наклонился к нему Ллойд. – Для тебя, для Тедди, может быть, даже для меня. Расскажи мне, за что вы с Крэйги его изнасиловали.
Хейнс шептал молитвы. Ллойд разобрал, что молится он по четкам на латыни. Закончив молитву, Хейнс расправил свою насквозь промокшую от пота гимнастерку и поправил жетон. Когда он заговорил, его голос звучал совершенно спокойно.
– Я с самого начала понял, что кто-то знает и Бог пришлет кого-нибудь наказать меня за это. Мне годами снились священники. Я с самого начала думал, Бог пошлет священника. Не предполагал, что он пошлет полицейского.
Ллойд снова сел напротив Хейнса, лицо которого смягчилось и стало торжественным перед признанием.
– Тедди Верпланк был психом, – начал свой рассказ Уайти Хейнс. – Он не вписывался. Но сам плевать на все хотел. Он не был отличником, не был спортсменом, не был хулиганом. Не был одиночкой. Он был просто ни на кого не похож. Ему не требовалось кривляться и выделывать всякие чертовы штуки, чтобы привлечь к себе внимание. Он просто ходил по школе в этих своих педиковатых одежках в духе Лиги плюща, [41] и всякий раз, как бросал на тебя взгляд, ты знал, что он считает тебя дерьмом. Он печатал газету со стихами и рассовывал ее по всем шкафчикам в гребаной раздевалке. Он насмехался надо мной и Птичкой, над «серферами» и «пачукосами», и никто не мог ему слова сказать поперек, потому что было в нем что-то такое… вроде черной магии. Стоило ему взглянуть на тебя, и казалось, он читает все твои мысли, а если ему нагадишь, опубликует все это в своей газетенке, и все прочтут.
41
Восемь старейших и самых привилегированных университетов на Атлантическом побережье США