Кровавая луна
Шрифт:
И вдруг все изменилось. Тедди впервые услышал о медитации. А потом он встретил Джейн Вильгельм.
Ободренный воспоминаниями, Тедди подошел к коттеджу, крытому соломой, и спрятался за высокими кустами гибискуса у крыльца. Через несколько минут до него донеслись голоса, дверь открылась, и на пороге, ежась на холодном ночном ветру, появился высокий полицейский.
Женщина вышла вместе с ним. Он обнял ее, защищая от ветра, она прижалась к нему.
– Обещай, что будешь очень осторожен. И непременно позвони, когда поймаешь этого сукина сына.
– Обещаю, – сказал высокий полицейский и, наклонившись, поцеловал ее в губы.
– Долгие
Тедди распрямился, провожая глазами желтовато-коричневую полицейскую машину, и вытащил из кармана выкидной стилет. Ллойд Хопкинс скоро умрет, и умрет он, сожалея, что нанес последний визит своей любовнице.
Подойдя к парадной двери, Тедди легонько постучал по ней костяшками пальцев. В ответ на этот интимный стук послышался веселый смех. До него донеслись приближающиеся шаги, он прижался спиной к стене сбоку от двери, держа стилет в опушенной руке. Дверь распахнулась, и женщина окликнула своего любовника:
– Сержант? Я знала, ты слишком умен, чтобы отказаться от моего предложения. Я знала…
Он выпрыгнул из своего укрытия и обнаружил женщину, стоящую в дверях в соблазнительной позе. Секунда – и вожделение на ее лице сменилось ужасом. Увидев искру узнавания в глазах жертвы, он легонько чиркнул лезвием по ее щеке. Она схватилась за лицо, когда кровь брызнула ей в глаза, а он сжал женщину за горло, чтобы не вздумала кричать. На ней был свитер с высоким воротником-стойкой, и он ухватился за этот воротник, но поскользнулся на дверном коврике и рухнул на колени, порвав воротник. Он попытался подняться, но женщина ударила его дверью по руке, лягнула по лицу. Острый каблук зацепил и порвал ему рот. Он выплюнул кровь и слепо ударил ножом сквозь щель в двери. Джоани закричала и снова замахнулась, чтобы пнуть его в лицо. Он уклонился в последний момент, схватил ее опускающуюся лодыжку и дернул кверху. Джоани повалилась на спину, беспомощно, как кукла, вскинув руки и ноги. Она отползла, пока он поднимался. Он вошел внутрь, медленно выписывая перед собой в воздухе восьмерки стилетом. А когда повернулся, чтобы закрыть дверь, Джоани обеими ногами обрушила ему на спину торшер. Оглушенный, он отпрыгнул назад и налетел спиной на дверь, та от удара захлопнулась.
Джоани поднялась на ноги и, хромая, попятилась в гостиную. Она отерла кровь с глаз и слепо шарила рукой в поисках какого-нибудь оружия, не отрывая глаз от медленно приближающейся фигуры в обтягивающем трико. Ее правая рука нащупала спинку стула. Она швырнула в убийцу этим стулом, но Тедди отбросил его в сторону и двинулся вперед нарочито медленно, словно крадучись, выделывая все более сложные и замысловатые движения ножом. Джоани наткнулась на обеденный стол, слепо схватила стопку тарелок, выронила их, нащупала одну и почувствовала, что у нее уже нет сил запустить в него тарелкой.
Она выронила ее и отступила назад. Когда ее лопатки коснулись стены, она поняла, что отступать больше некуда, и открыла рот, чтобы закричать. Но из горла вырвался только булькающий звук. Тогда Тедди поднял стилет и метнул ей в сердце. Нож попал в цель. Джоани почувствовала, как жизнь взрывается и выплескивается из нее. Яркий свет сменился темнотой. Она соскользнула по стене на пол, прошептала: «Пам-пам-пуба, ва-ва-ду-ду-рам-пам» – и погрузилась во тьму.
Тедди нашел ванную, промыл свои разорванные губы эликсиром для полоскания рта. Он морщился от боли, но использовал всю бутылку в наказание зато, что подставился
Пусть все знают, решил он. Пусть весь мир узнает, что он готов играть в эту игру. Тедди нашел телефон, набрал ноль и сказал:
– Я в Голливуде. Хочу сообщить об убийстве.
Ошеломленная телефонистка соединила его сразу с коммутатором голливудского участка.
– Департамент полиции Лос-Анджелеса, – произнесла телефонистка, дежурившая на коммутаторе.
Тедди отчеканил в трубку чуть ли не по слогам:
– Приезжайте к дому восемьдесят девять – одиннадцать по Боулкрест-драйв. Дверь будет открыта. На полу мертвая женщина. Передайте сержанту Ллойду Хопкинсу, что сезон охоты на любительниц полицейских открыт.
– А как ваше имя, сэр? – спросила телефонистка.
– Мое имя скоро станет известно всему миру, – ответил Тедди и положил трубку.
Странный телефонный разговор так поразил телефонистку, что она передала его дежурному офицеру в канцелярии. Тот увидел имя Ллойда Хопкинса и вспомнил, что тот – друг капитана Пелтца, начальника дневной смены. До дежурного офицера дошли слухи, будто у Хопкинса неприятности с отделом внутренних расследований, поэтому он позвонил Пелтцу домой и передал информацию ему.
– Телефонистка на коммутаторе получила сообщение в несколько искаженном виде, капитан, – доложил он. – Решила, что это какой-то псих, но он упомянул о трупе женщины и о вашем приятеле Ллойде Хопкинсе. Вот я и решил вам позвонить.
Датч Пелтц похолодел с головы до ног.
– В чем, собственно, состоит сообщение? – спросил он.
– Я не знаю. Что-то насчет убитой женщины и вашего прия…
Полный тревоги Датч перебил его:
– Звонивший оставил адрес?
– Да, сэр. Дом восемьдесят девять – одиннадцать по Боулкрест-драйв.
Датч записал адрес и сказал в трубку:
– Пошлите туда двух патрульных. Передайте, чтобы встречали меня там через двадцать минут. И никому больше не говорите об этом звонке. Вам понятно?
Не дожидаясь ответа, Датч положил трубку, натянул брюки и свитер прямо на пижаму и бросился к своей машине.
Глава 17
Фигуры во фраках, вооруженные распятиями, заостренными по краям, как бритвы, преследовали его по открытому полю. Где-то вдалеке маячил большой каменный дом. Он сиял и переливался в свете раскаленных добела прожекторов. Дом окружала кованая железная изгородь в виде переплетенных музыкальных ключей, и он знал, что если успеет добежать до нее, если сумеет окружить себя благодатными звуками, то выживет, спасется от убийц с распятиями.
Изгородь взорвалась, едва он ее коснулся. Его швырнуло сквозь древесину, стекло и металл. Перед глазами вспыхнули иероглифы. Компьютерные распечатки, свернувшиеся рулонами, приняв форму причудливо искривленных рук и ног, обрушились на него, пронесли через последнюю преграду пульсирующего красного света и опустили в консервативно обставленную гостиную с трехгранными эркерными окнами. Стены были увешаны старыми фотографиями и узловатыми ветками розовых кустов. Подойдя ближе, он увидел, что снимки и ветки образуют дверь, готовую открыться по его приказу. Он уже начал погружаться в непроглядно черный транс, когда тысячи распятий впились в него и пригвоздили к стене. На него опустились фотографии и ветки роз.