Кровавая луна
Шрифт:
Выпив кофе, Кэтлин села за письменный стол. Слова проносились в уме, но между ними не было никакой связи. «Не выкурить ли косячок для разогрева?» – подумала она. Нет, еще слишком рано, не стоит начинать с этого день. Да и не заслужила она такой награды. В душе росла решимость, и в то же время что-то внутри ее сопротивлялось. Она прошла в помещение магазина и рассеянно взглянула на стол рядом с кассовым аппаратом. Написанные ею шесть книг были выложены в кружок вокруг увеличенной и наклеенной на картон положительной рецензии из журнала «Миз». [44]
44
Ведущий
Кэтлин перелистала свои собственные сочинения, открывая книги на первом попавшемся месте. Она перечитывала пассажи, осуждающие мужское доминирование, и видела, что лежащий в подтексте символизм зеркально отражает ее собственное «я». Она находила язвительные портреты трусливых мужчин и осознавала, что центральной темой являлось ее собственное стремление обучать и воспитывать. Когда она поняла, что написанные ее рукой страницы прозы, исполненные самой праведной ненависти, в действительности вопиют об искуплении вины, самовлюбленная ностальгия по прошлому умерла в ее душе. Шестью поэтическими сборниками она заработала семь тысяч четыреста долларов авансов и ни цента потиражных гонораров. Авансы за «Обоюдоострую девственницу» и «Записки из несуществующего царства» помогли ей оплатить давно накопившиеся долги по карточке «Виза». Впрочем, она очень скоро опять превысила кредит, на следующий год ликвидировав долги с помощью аванса за «Голливудскую неподвижность».
«Взгляд в бездну» и «Женский мир на краю пустоты» дали ей возможность купить этот книжный магазин… Впрочем, теперь он балансировал на грани банкротства. Остальные выпущенные ею сборники окупили аборт и поездку в Нью-Йорк, где ее редакторша напилась и полезла ей под юбку в «Русской чайной».
Кэтлин бросилась в спальню и вытащила из гардеробной сундучок с розовыми лепестками в рамках. Перенесла его в помещение книжного магазина и методично, одну за другой, принялась швырять рамки об стену, выкрикивая проклятия. Звон стекла и грохот падающих книжных полок заглушили ее крики. Когда все помещение превратилось в руины последних восемнадцати лет ее жизни, Кэтлин вытерла слезы и полюбовалась делом своих рук. Мертвые книги валялись на полу, ковер блестел осколками стекла, пыль от штукатурки оседала, как радиоактивный пепел. Идеальная картина разрушения.
И тут вдруг Кэтлин заметила нечто необычное. Длинный черный провод свешивался со стены под потолком, в том месте, куда угодила одна из рамок, выбив кусок штукатурки. Она подошла и дернула за свисающий конец, вытянув из стены кусок слегка зашпаклеванной проводки, тянувшейся через всю комнату. Дойдя до конца провода, Кэтлин обнаружила, что тот ведет к миниатюрному микрофону, и снова дернула. В обратном направлении проводка тянулась до входной двери. Кэтлин открыла ее и увидела, что провод тянется на крышу, скрываясь в ветвях раскидистого эвкалипта, растущего у самого крыльца.
Она взяла лестницу, прислонила ее к стене поддеревом и поднялась на крышу, где провод был замаскирован тонким слоем вара. Он привел ее к холмику толя. Она в последний раздернула за провод. Толь разорвался, и Кэтлин увидела магнитофон в прозрачной пластиковой упаковке.
В Паркеровском центре Датч обыскивал стол Ллойда в надежде, что офицеры отдела внутренних расследований забрали не
Датч перерыл все ящики, взламывая замки складным ножом, который всегда носил притороченным к кобуре, но нашел лишь карандаши, скрепки и листовки с фотороботами объявленных в розыск преступников. Он со стуком задвинул последний ящик и принялся взламывать шкафы с картотекой. Ничего. Стервятники из ОВР успели забрать все.
Тогда Датч перевернул мусорную корзинку, перебрал неразборчивые записки и обертки от бутербродов и уже готов был плюнуть и прекратить поиски, когда заметил скомканный листок бумаги для ксерокса. Датч поднес его к свету и увидел список, состоящий из тридцати одного имени с адресами в одной колонке и перечнем магазинов электроники в другой. Сердце подпрыгнуло у него в груди. Без сомнения, перед ним был составленный Ллойдом список подозреваемых. Именно для опроса этих людей Ллойд просил его, Датча, выделить офицеров. Это был шанс. Слабый, ненадежный, но все-таки шанс.
Датч вернулся к себе в голливудский участок и протянул список дежурному офицеру.
– Обзвоните всех этих мужчин по списку, – приказал он, – и вызовите на допрос. Нажмите на них. Скажите, что это стандартная процедура, но будьте с ними построже. Дайте мне знать, кто из них запаникует. Мне надо уехать, но я буду вам звонить.
Из своего кабинета Датч позвонил Ллойду домой. Как он и ожидал, ему никто не ответил. Он звонил всю ночь, каждый час, и все без толку. Теперь ему стало совершенно очевидно, что Ллойд ушел в подполье. Но где же он? Прячется от ОВР или выслеживает убийцу. Реального или воображаемого. А может быть, он сам…
Эту мысль Датч додумывать не стал. Он вспомнил, как у него на вечеринке Кэтлин Маккарти упоминала, что ее книжный магазин находится на углу Юкки и Хайленд. Вчера вечером она наговорила о Ллойде бог знает что… Но может знать, где он находится. Ллойд всегда обращался к женщинам, всегда искал их общества, когда ему приходилось туго.
Датч поехал на угол Юкки и Хайленд и остановился перед магазином «Феминист-библиофил». Ему сразу бросилось в глаза, что парадная дверь приоткрыта, а крыльцо засыпано битым стеклом.
Вытащив пистолет, Датч вошел внутрь. Груды книг, осколки битого стекла и обломки штукатурки устилали пол. Он прошел через кухню в заднюю часть помещения и попал в спальню. Здесь не было следов разрушения, но на постели валялась кожаная сумка.
Датч заглянул в нее. Деньги и кредитные карточки на месте. Это совершенно не вязалось с картиной разгрома. Обнаружив в бумажнике из телячьей кожи крупную сумму денег, а также водительские права и документы на машину, выданные на имя Кэтлин Маккарти, Датч схватил телефон и позвонил в участок.
– Говорит Пелтц, – сказал он. – Сигнал всем постам. Разыскивается Кэтлин Маккарти, белая женщина, пять футов девять дюймов, сто тридцать пять фунтов, волосы каштановые, глаза карие, дата рождения – двадцать первое ноября сорок шестого года. Бежевый «вольво» двенадцать – два ноля, шестьдесят седьмого года выпуска, номер Эл-Кью-Эм девятьсот пятьдесят семь. Задержать только для допроса. Силу не применять, эта женщина не подозреваемая. Пусть ее доставят ко мне в кабинет.
– А вам не кажется, что это немного не по уставу, капитан? – засомневался дежурный офицер.