Кровавая ярость

Уорд Дж. Р.

Пэйтон нахмурился.

— Подожди минутку… он знал? Что ты была беременна? И ушел к твоей сестре?

— Когда он говорил сегодня вечером… — Ново отстранилась, а затем снова начала ходить кругами. — Он спросил меня, куда я пошла, чтобы сделать аборт. Я не сказала ему, что был выкидыш. — Она посмотрела на свой плоский живот. — Я похоронила своего ребенка. В поле за домом. Пока из меня все еще лилась кровь. Я… покрыла могилу камнями и посадила глупый куст, потому что не хотела, чтобы у ее могилы не было надгробного камня или какого-либо обозначения. — Ново покачала

головой. — Оскар не заслуживает того, чтобы знать о произошедшем. Это моя жизнь, моя личная боль. Он не хотел ребенка и не хотел меня. И я не думаю, что он заслуживает… он не заслуживает нас.

Ново закрыла глаза.

— Понимаешь, она все еще со мной. Она умерла, прежде чем узнала что-нибудь об этом мире, но я храню ее здесь. — Ново коснулась своего сердца. — Она здесь со мной. Всегда. — Она посмотрела на него. — И ты — единственный, кто знает.

***

Существует так много разных способов сказать «Я люблю тебя».

Пэйтон подошел к Ново и снова притянул ее к себе, думая, что эти три слова, безусловно, служили самой распространенной передачей священных эмоций между двумя душами. Но были и другие способы. Жесты, подарки, восстановление сарая после пожара, чистка дорожки от снега, нечто банальное, например, перенос сумок с продуктами из машины.

Ново говорила ему о своей любви, делясь страшной правдой о потере настолько невообразимой, что он не мог понять, как она смогла справиться с трагедией и как продолжала идти дальше: она призвала его в свидетели своей истории, своей боли. И открываясь ему, как никому до этого, она заявляла, что любит его.

— Я так давно живу в боли, — прошептала она, немного успокоившись. — Так долго держала всё в себе.

Он представлял ее где-то там, в одиночестве, без медицинской помощи, никто не держал ее за руку, никоим образом не облегчил ее страдания. И затем она похоронила своего ребенка.

Пэйтон крепко зажмурился при мысли, что она перенесла.

— Пойдем со мной, — сказал он, беря ее за руку и ведя в спальню. — Ложись. Позволь мне обнять тебя.

Ново закуталась в одеяло с монограммным принтом так, будто у нее все болело. Он присоединился к ней, обнял и натолкнулся рукой на уголок коробки с Клинексом, которую она обхватила, как ребенок хватает игрушку, чтобы успокоиться. Когда ее снова накрыла дрожь, он притянул Ново к себе.

— Как ее звали? — услышал он свой голос.

Ново дернулась в его руках, и подняла глаза.

— Я… я не успела дать ей имя.

Он смахнул пряди волос с ее раскрасневшегося лица.

— Ты должна дать ей имя. И ты должна вернуться и установить правильное надгробие. Она жила внутри тебя. Она существовала.

— Я думала, может быть…

— Что ты думала? — прошептал он, откидывая её волосы. — Расскажи мне.

— Я спрашивала себя, следует ли мне дать ей имя. Но сомневалась… Я чувствую, что не заслужила этого. Настоящая мамэн дает имена своим детям. Я не смогла сберечь своего… Я отпустила ее, я убила ее… я не достойная мать, чтобы давать имя кому-нибудь.

— Остановись, —

прохрипел он. — Ты не сделала ничего плохого. — Потом яростно добавил: — Чего не скажешь о многих других. И ты должна дать ей имя. Ты хранишь ее в своем сердце, ты — мамэн, и эта невинная маленькая душа сейчас в Забвении наблюдает за тобой. Твоя дочь — ангел, и ты должна дать ей имя, только так ты сможешь обращаться к ней, когда говоришь с ней в своей голове.

— Как ты узнал, — хрипло спросила она. — Что я говорю с ней?

Скользнув взглядом по ее лицу, он понял, что хотел бы взять ее боль на себя, забрать бремя из усталых рук и нести его на себе всю оставшуюся жизнь.

— Разве нет? Она же твоя дочь.

Новые слезы появились в ее глазах, и он достал «Клинекс» из коробки и стер все до единой. Когда они остановились, она прошептала:

— Я внезапно ощутила дикую усталость.

Пэйтон провел кончиками пальцев по ее щеке.

— Спи. Я присмотрю за тобой. Сегодня у тебя не будет кошмаров.

— Обещаешь? — спросила она.

— Обещаю. — Он закрыл глаза. — Я не оставлю тебя. И никаких кошмаров. Просто отдыхай.

Сильное тело Ново вздрогнуло и расслабилось, а потом она прижалась к нему.

— Если бы я умел петь, я бы спел тебе колыбельную, — сказал он мягко. — О месте, где нет боли и потерь. Волнений. Но мне медведь на ухо наступил.

— Само желание — вот что главное, — пробормотала Ново.

Вскоре после этого ее дыхание стало медленным и ровным, тело вздрагивало время от времени — значит, она провалилась в глубокий сон.

Смотря на нее в своих объятьях, Пэйтон понимал, что без сожаления отдаст за нее свою жизнь. Он будет убивать драконов и двигать горы ради нее. Завоюет целые миры по ее приказу, будет голодать, пока от него не останутся кожа и кости, но убедится, что она обеспечена едой. Она не была его солнцем или луной… она была его галактикой.

— Я тоже люблю тебя, — прошептал он ей на ухо. — Навсегда и навечно.

Глава 39

Ново проснулась через десять часов. Она знала это по часам на прикроватном столике, естественно, не по дешевому цифровому куску дерьма с «Амазона», а по антикварным «Картье», которые, как оказалось, были сделаны из мрамора, а стрелки инкрустированы бриллиантами.

Она отвернулась от Пэйтона во сне, но нельзя сказать, что они спали раздельно. Он, все еще в халате, крепко прижимался к ее спине, они лежали поверх одеяла, а не между ним и невероятно мягкими простынями.

Черт, ей надо в туалет.

Ладно, это вряд ли было самой главной мыслью на тот момент, но с точки зрения срочности? И тот факт, что для решения этой проблемы надо просто встать и сходить в ванную комнату?

#цельжизни

Когда она осторожно выпуталась из объятий Пэйтона, он ненадолго выплыл из своего сонного состояния, чтобы пробормотать что-то вроде «Ты куда?».

— В ванную, — сказала она тихо. — Спи.

Он кивнул головой на подушке, и пробормотал что-то утвердительное.