Кроваво-красная дорога
Шрифт:
Рустер Пинч бросает якорь Песчаного Лебедя за пределами Хоуптауна.
Мис Пинч развязывает меня и дергает головой.
Я иду за ней, шаркая по палубе ногами, сцепленными на лодыжках кандалами. Я стою, щурясь от яркого солнечного света. Я ошеломлена. Я не выходила на поверхность из темницы с тех пор, как меня заточили туда. Может пять, шесть дней. Я скосила глаза на солнце. Полдень.
Город простирается впереди нас, примерно в полмили отсюда. Он лежит у подножия холма, среди пыльных склонов, окружающих его. Я никогда не видела больше, чем одну хижину до сегодняшнего дня. Мне приходилось слышать рассказы о жизни Мародеров, сбивавшиеся в кучу в городах, но не думала, что когда-нибудь увижу это место своими глазами.
Мне никогда не приходило в голову, што если я окажусь в таком месте, но не увижу здесь ничево кроме множества ветхих хибарок, склонившихся к друг другу. Они все выглядят так будто по одной хорошенько стукнули, и ударная волна распространилась и на остальные.
— Какой замечательный вид! — говорит Пинч. — Нет ничего лучше для отрады сердца, как плотно забитый город.
Вокруг нас стоит суета и суматоха. Люди проезжают мимо Лебедя, поднимая столпы пыли, на своих грохочущих телегах, запряженных сверепова вида волкодавами. Кто едет на лошадях, мулах или верблюдах. А кто и идет на своих двоих. Все они стекаютца к одним большим воротам старова частокола, который окружает город. Прежде в своей жизни, мне никогда не доводилось видеть такую кучу народа. Я верчу головой по сторонам, пытаясь во всем разобратца.
Эмми стоит рядом со мной. Пинчи на нас не смотрят. Я поднимаю к верху свои скованный руки и она проскальзывает под ними. Она обнимает меня за талию и очень крепко прижимаетца ко мне. Пинчи заставили её так тяжело работать, что она совсем отощала и стала костлявее обычнова.
— Вот и он, — говорю я. — Хоуптаун.
— Што происходит? — шепчет она.
— Без понятия, — говорю я. — Думаю, скоро узнаем. Што бы не случилось держи ухо востро и выискивай Лью.
Затем мы слышим знакомое карр карр карр. Я поднимаю взгляд к небу. В вышине, над нами, летает кругами большая черная птица. Я узнаю этот размах крыльев где бы то ни было.
— Неро! — восклицаю я.
Он пикирует вниз, пролетая в аккурат у нас над головами и вновь устремляетца вверх. Мое сердце взлетает с ним. Из моих глаз по щекам бегут слезы.
— Он должно быть всё это время следовал за нами, — говорю я.
— Я знала, он бы нас не бросил! — восклицает Эм. — Я знала!
— Тебе лучше пошивеливатца, — говорю я. — Быстрее, пока она нас не заметила.
Я поднимаю руки и только она успевает выскользнуть из-под них, как поворачиваетца мис Пинч. Она сердито таращитца.
— Чё за дела? Вы же знаете правила!
Она сгребает Эмми. Поднимает руку, штобы ударить её наотмаш. И как раз в это время её окликает Пинч.
— Мис Пинч! Здесь колесница, любовь моя!
Она остановилась и переглянулась через плечо.
Рядом с Лебедем вышагивает, покрытый струпьями верблюд. Он тащит позади себя, прицепленную к своей сбруе, проржавевшую машину. Но судя по его замызганной морде, он не слишком доволен, выпавшей ему чести. Он закатывает глаза и щелкает своими длинными желтыми зубами у ног мальчишки, взгромоздившевося на нево.
К нам вновь поворачиваетца мис Пинч.
— Тобой я займусь позже, — шипит она на Эм. — Прямо сейчас у меня есть дела поважней.
— Ну же, Мэм, я весь день верхом да и дела у меня, — говорит мальчик на верблюде. — Куда надо-то?
Мис Пинч дергает за мои цепи. Я спотыкаюсь, делая шаг вперед.
— Веди нас к Владельцу Клетки, — говорит она.
Я смотрю из окон, пока мы еле тащимся через весь город на спущенных шинах. Здесь так людно, што мы едва можем проталкнутца. Они толкают колесницу обратно, и пялятца на нас. Мальчик на верблюде наклоняетца вниз и стегает толпу кнутом, штобы та раступилась.
Я таращусь в поисках золотых волос, сплетенных в косу. Ищу в толпе голубые глаза, как летние небеса.
Здесь ли ты Лью?
Мужская спина. Широкие плечи, золотые волосы - короткие, но они могли ему уже и обстричь косу - тот самый рост. Моё сердце учащенно бьетца. Напрягаетца каждый мускул в теле.
Обернись, обернись, о пожалуйста обернись и дай мне на тебя взглянуть.
Он оглядывается. Но это не Лью.
В этот момент, через окно просовываетца мужчина. Он хватает меня за руку и начинает вытаскивать меня, вместе с цепями.
Я не перестаю размышлять. Я изворачиваюсь, царапаюсь, цепляюсь за колесницу, ищу точку опоры.
— А ну прекрати! — Рустер Пинч бьет дранным зонтиком мужика по голове. — Руки проч от неё!
— Саба! — кричит Эмми.
Меня охватывает ярость. Я кусаю его грязную руку. Он вскрикивает, но руку не убирает. Тогда я вгрызаюсь еще сильнее в его плоть. Я не сжимаю челюсть до тех пор, пока не начинаю чувствовать привкус крови. Он кричит от боли и выпускает меня. Он выпадает из окна. Толпа проглатывает его и увлекает за собой.
— Вот так-то! — орёт Пинч. — Беги, ты негодяй! Трус! Никто не смеет вставать на пути у Рустера Пинча!
— Саба, — окликает меня Эмми. — Ты как?
Я плюю в окно. Сплёвываю его кровь, его запах, ощущения, оставшиеся от нево. Я сажусь обратно на своё сидение и вытираю рот скованными руками.
— В порядке, — отвечаю я.
Я гляжу на мис Пинч. Она за все это время даже не шелохнулась. Просто сидит и таращитца на меня.
И на её лошадином лице играет улыбочка.
Мальчик тормозит своево верблюда перед длинным низким каменным зданием на краю города Надежды. Это добротное здание, не то што Мародерские поганые лачуги.
— Ты веди девчонку и помалкивай. Даже не вздумай открыть пасть, — говорит мис Пинч Рустеру, когда мы выбираемся из колесницы. — Я сама поговорю с Распорядителем.
Он хватает меня за цепи, те, што свисают с моих рук и тащит позади неё. Пинч берет Эмми за руку. Два на вид мерзких здоровяка делают шаг вперед, как только наша процессия подходит к двери. Мой пульс ускоряетца. Они одеты в длинные черный рубашки с кожаными доспехвами поверх. Точно так же как те четверо, што забрали Лью. Должно быть это Торнтоны, о которых мне рассказывала Мерси.