Кровавые девы
Шрифт:
— На самом деле я думаю, что Маргарет нашел один из вампиров, обитавших в старом дворцовом гареме… возможно, даже заговорил с ней… в ночь волнений в армянском квартале. Не стану отрицать, что рано или поздно я бы убил ее, — добавил он, когда Лидия сильнее вцепилась ему в руку. — Но меня опередили. Ну же, сударыня, прошу вас… Джеймсу не занимать находчивости…
Ее тело содрогалось от всхлипов, и казалось, что все накопившиеся с тех времен горести — потеря ребенка, отвратительное, мучительное ощущение, вызванное тем, что ее предал не мир,
— Почему вы солгали мне?
— Потому что негоже живым дружить с мертвыми, — ответил Исидро.
Лидия сморгнула слезы, чтобы лучше рассмотреть его лицо. По грязной мятой рубахе с распахнутым воротом, открывавшим ключицы и жилку на шее, можно было понять, что он проделал долгий путь, прячась от солнца и людей. Как он смог справиться без помощи живого человека? Или в Берлине он нашел еще одного несчастного, которого через сны, с помощью денег или шантажом (к чему там прибегают вампиры, если им надо нанять человека?) убедил стать его временным телохранителем и носильщиком… до тех пор, пока в нем не пропадет нужда?
Тонкое лицо вампира в обрамлении длинных белых волос казалось спокойным, но за этим спокойствием Лидия различила глубокую печаль.
— Лучше нам идти разными путями. Попытки пересечь разделяющую нас преграду приводят лишь к боли, а иногда и к худшему злу. Сударыня…
Она распахнула глаза, вдруг осознав, что погружается во тьму более глубокую, чем сон, в черную бездну, из которой ей не будет возврата.
— Постарайтесь не заснуть, — мягко произнес Исидро. — Скоро придут слуги.
— Который час?
— Начало пятого.
— У меня сотрясение мозга, — сказала Лидия. — Я права? Поэтому мне нельзя спать?
— Пока что да, — она снова ощутила на лбу прикосновение его холодных рук, когти на которых напоминали одновременно сталь и стекло. — Я бы оставил вас наверху, но мне не понравилось, как вы дышите. Вам нужен был присмотр. Оба князя вампиров покинули Петербург; здесь остался лишь всякий сброд — студенты, бывший священник, бывший осведомитель Третьего отделения… Птенцы, которые одинаково ненавидят своего мастера и его соперника, претендующего на власть над этим невозможным городом, где приюта ищут только слабые.
— Вы бы сделали меня своим птенцом? — спросила Лидия, чувствуя, что снова уплывает в сон. — Чтобы не дать мне умереть?
— Нет, — дон Симон пропустил сквозь пальцы пряди ее густых рыжих волос, словно наслаждаясь их прикосновением. — Это не понравилось бы никому — ни Джеймсу, ни вам самой.
— Потому что вампиры не могут любить?
— Мне приходилось знать тех, кто был способен на это чувство, — ответил он. — Нет, сударыня. Я не создаю птенцов, потому что они — продолжение руки мастера, сердце его сердца. Радость и горе, слияние плоти, обман и очерствение души — вся жизнь птенца становится известна мастеру и ощущается им так, словно он сам проживал ее. Есть те, кому нравится раз за разом пробуждать эти впечатления. Для них это наслаждение, сравнимое с опьянением от убийства. Но я нахожу отвратительным как саму такую власть, так и желание разделить чужой… опыт.
Глаза слипались, и Лидии едва удавалось бороться с подступающей сонливостью. Она снова погружалась в сон, как и раньше ночью, но в этот раз причиной были не вампиры, а давящая мягким грузом боль. Голова болела так, словно от удара треснул череп, и Лидия боялась шевелиться, зная, что малейшее движение вызовет тошноту. Глядя на крохотный огонек, отражающийся от банок и глиняных горшков, которыми хозяйственная Рина заставила полки, она подумала, что сейчас, когда ей так холодно и страшно, присутствие Исидро придает ей сил.
— Мне не хватало вас.
— А мне вас, сударыня.
— Я думала о вас, — пробормотала она. — В прошлом году, во время болезни. У меня был выкидыш. Я хотела… тогда я думала, что умираю, и хотела поговорить с вами… потому что если бы я в самом деле умерла, мои слова не имели бы значения. Какая глупость…
— Вовсе нет, сударыня. Меня лишь огорчает, что вы были больны.
— Джейми, — начала было Лидия и тут же осеклась.
Помолчав, она продолжила:
— Последнее письмо от него пришло три дня назад. Четыре, если сегодня не будет никаких известий. Сегодня… после захода солнца… вы вернетесь сюда? Нам надо…
Она чуть-чуть повернула голову, и боль тут же тисками сжала виски. Лидия почувствовала, как расслабились его пальцы, за которые она до сих пор цеплялась. Исидро с закрытыми глазами сидел в углу, привалившись спиной к стене. Сон слегка смягчил черты его лица, и теперь — как и у Евгении — оно выглядело совсем по-человечески, словно вместе с ночью ушли и все терзавшие дона Симона печали и скорби. Лидия невольно задумалась над тем, что сделали с его душой прошедшие столетия.
Но что такое душа, если уж на то пошло? Ребенок, которого она потеряла… ребенок, который сейчас, возможно, уже жил в ней, хотя она упорно гнала от себя эту надежду… ребенок Джейми… КТО они?
Кем он был, этот молодой мужчина, умерший еще до того, как королева Елизавета взошла на трон? Не стань этот незнакомец бессмертным и проклятым, она никогда бы с ним не встретилась, никогда бы его не узнала, никогда не…
Над головой скрипнула доска и послышались чьи-то шаги. У нее екнуло сердце. Иов, Иван, Рина…
— Мы здесь, — позвала она. — Закройте дверь, закройте дверь в подвал…
Каждое слово давалось с трудом, под крышкой черепа словно перекатывались и грохотали железные колеса, грозя разнести голову на части.
Звук шагов приблизился — кто-то спускался по лестнице. Мысли путались и тонули в густом тумане. Лидия ухватилась за одну из них. Что ей сказать, как объяснить, кто эти двое спящих людей и почему они должны оставаться здесь, и как ей удастся найти для них другое место, когда у нее так болит голова..?