Кровавые поля
Шрифт:
– Я тоже пойду, – запротестовал Ганнон.
– Нет. Лучше я один. Жди здесь, я тебя позову.
Рана Ганнона начала пульсировать с новой силой, и он смог найти в себе силы, только чтобы кивнуть.
Передвигаясь тихо, точно кошка, Бомилькар исчез на лестнице.
Стараясь не обращать внимания на отчаянно бьющееся сердце, Ганнон прислушивался к тому, что происходило наверху. Тихие голоса, оба добродушные, потом приглушенный смех, стук подбитых гвоздями сандалий по полу, вопрос – и крик, который тут же стих. Упало что-то тяжелое, и снова воцарилась тишина.
Кто умер? Не зная, что произошло, Ганнон поднял гладиус и приготовился встретить смерть с оружием в руках. Когда появился Бомилькар, он с облегчением выдохнул.
– У тебя получилось!
– Вонючий пес даже не понял, что его убило, – в голосе Бомилькара слышалось удивление. – Жаль, что я не сделал этого давным-давно.
Ганнон сумел выдавить из себя ободряющую улыбку.
– В армии Ганнибала у тебя будет много возможностей отточить свое мастерство. Такого воина, как ты, там примут с распростертыми объятиями.
Бомилькар с довольным видом посмотрел на него, но сказал:
– Нам нельзя стоять на месте.
На верхней площадке лестницы имелась маленькая квадратная комната стражи. У одной стены стояла пара пустых коек, в очаге тлели толстые поленья, в разных углах были расставлены масляные лампы. Рядом с очагом лежали бронзовые горшки и кухонные принадлежности, буханки плоского хлеба и кусок мяса. Стражник, которого оставили караулить темницу, растянулся на спине перед огнем, будто обнимая ногами табурет. Из глубокой раны на его шее все еще текла кровь.
Они обошли тело и направились к единственной двери, ведущей наружу. Когда Бомилькар собрался ее открыть, внутри у Ганнона все сжалось. Кто знает, что ждет их там? Карфагенянин заметил его сомнения.
– Мы поднимемся еще по одной лестнице и выйдем во двор перед домом, где расквартирован гарнизон. Там никого нет, всех отправили сражаться на стены.
– Но на воротах наверняка стоят стражники?
– Один.
– Нам придется его убить.
– Это слишком опасно. На улице за воротами всегда много народа. Но рядом с тюрьмой находится кладовая. Мы возьмем по амфоре с ацетумом и скажем, что нам приказали отнести их солдатам на передовой.
– Я должен буду снять капюшон. А вдруг он увидит мою шею?
Бомилькар нахмурился и задумался.
– Он стоит справа от входа и ничего не заметит.
Понимая, что другого пути нет, Ганнон кивнул, мысленно умоляя богов о помощи. Потому что она была им очень нужна – любая.
После того как он столько времени провел в подвале без окон, Ганнон почувствовал себя немного странно, когда вышел во двор. Холодный воздух жалил рану, но одновременно заставил боль немного отступить. Юноша окинул взглядом мощеный двор, окруженный по периметру бараками. Нигде никого. Небо у него над головой было окрашено в темно-красные и розовые тона. Уже наступило раннее утро, и солнце, наконец, заняло свое законное место, обещая грядущее кровопролитие. Бомилькар показывал дорогу, и вскоре они оказались в небольшом хранилище, где взяли по маленькой амфоре. Ганнон споткнулся, когда пристраивал свою на плече, и все его тело мгновенно наполнила сильная боль.
– Теперь он не увидит.
Бомилькар с одобрением на него посмотрел.
– Хорошая мысль. Ты сумеешь дойти до первого угла? Там можно отдохнуть.
– Мне придется.
Ганнон напряг колени, чтобы удержаться на ногах. Я должен туда добраться.
Не говоря больше ни слова, они пересекли по диагонали двор и направились к главным воротам. Бомилькар не стал останавливаться, когда они к ним подошли, Ганнон с трудом держался на ногах и смотрел в землю прямо перед собой. С каждым новым шагом гладиус, который он спрятал под туникой, под мышкой, казалось, вот-вот выскользнет из-под руки. Ему оставалось только сильнее прижать его к боку и молить богов о милости.
– Куда собрались? – послышался сердитый голос.
– Мы несем немного ацетума для бойцов на бастионы, господин, – ответил Бомилькар.
– По чьему приказу?
– Одного из центурионов, господин. Я не знаю его имени.
На мгновение стражник погрузился в молчание.
– Тогда поторопитесь! Мои товарищи наверняка умирают от жажды.
Пробормотав слова благодарности, Бомилькар свернул налево; Ганнон, который видел только ноги и калиги стражника, едва поспевал за Бомилькаром, но, несмотря на сильную боль, не осмеливался замедлить шаг. Он чувствовал, как глаза солдата буравят ему спину, и его начала охватывать паника, но он постарался ее прогнать.
– Эй!
Ганнон чуть не уронил амфору.
– Не останавливайся. Делай вид, что ты не слышал! – прошептал Бомилькар, не поворачивая головы. – Он не может оставить пост.
– Эй, ты! Раб!
Они продолжали идти дальше. Десять шагов, потом двадцать. Стражник выругался, но не стал их догонять. Когда Бомилькар свернул направо, на более широкую улицу, Ганнон не сдержал радостный возглас. Его рана и мышцы шеи отчаянно протестовали, и он чувствовал, как что-то течет на тунику. Завернув за угол, он разжал пальцы, державшие амфору, но Бомилькар успел ее подхватить, прежде чем она ударилась о землю.
– Осторожнее! Если она разобьется, ты привлечешь к себе внимание. И твой меч тоже. – Он засунул выскользнувший гладиус обратно под тунику Ганнона.
– Прости.
Молодой человек прислонился к стене, чувствуя, что ему наплевать. Все силы у него уходили лишь на то, чтобы не упасть на землю.
Бомилькар заглянул за угол.
– Нам везет. Стражник стоит на месте.
– Хорошо. Я все равно не смог бы от него убежать. – Несмотря на холод, по лицу Ганнона стекал пот.
– В таком состоянии тебе не добраться до постоялого двора. Я избавлюсь от амфоры, а ты надень капюшон и жди здесь.
Ганнон не спорил, он даже не заметил, как Бомилькар ушел. Он закрыл глаза, сражаясь с приступами тошноты, которые сменяла острая боль, пожиравшая тело. Юноша смутно слышал испуганные голоса людей, проходивших мимо по улице, а еще имя «Ганнибал», произнесенное несколько раз. «Всё так, ублюдки, – подумал Ганнон. – Он скоро за вами придет».
– Готов?
Ганнон вздрогнул от неожиданности, услышав вопрос Бомилькара.
– Что ты сделал с амфорами?
– Оставил в конце переулка, – в голосе Бомилькара прозвучало беспокойство. – Ты сможешь идти дальше?