Кровавые поля
Шрифт:
Ганнон собрал остатки сил и выпрямился.
– Я здесь не останусь.
– Хорошо. – Зубы карфагенянина сверкнули в широкой улыбке. – До постоялого двора двести пятьдесят шагов. Мы пойдем очень медленно. Притворись рабом. Ни на кого не смотри.
Сжав зубы, Ганнон поплелся за своим спасителем. Ему показалось, что они шли целую вечность. По большей части люди спешили оказаться как можно дальше от ворот, мужчины уводили жен и семьи подальше от сражения. Рабы бежали за ними, нагруженные добром своих хозяев, или вели за собой мулов с едой и одеялами. «Куда они все идут?» – промелькнул вопрос в голове Ганнона. Им не спастись. Город наверняка окружен. Несколько солдат быстро шагали в том же направлении, что и они, но были погружены в обсуждение происходящего и не обратили на них внимания. Ганнона это обрадовало; он понимал, что в сражении с ними у него не будет ни единого шанса. Вес амфоры отвлек его от боли в шее, но сейчас она вспыхнула с новой силой, окатывая все тело обжигающими волнами, которые добирались даже до пальцев ног. Перед глазами у него то и дело вспыхивали ослепительные искры, и он изо всех сил старался удерживать рвоту. У него так кружилась голова, что он не слишком отчетливо видел перед собой Бомилькара, и, собрав оставшиеся силы, пытался удерживать в поле зрения спину карфагенянина. Ганнон считал шаги десятками, каждый раз ставя перед собой новую цель, и, когда ему сопутствовал успех, радовался так, будто пробежал милю; но к тому времени, когда Бомилькар остановился, он уже едва держался на ногах.
– Мы почти пришли. Еще пятьдесят шагов, и мы на месте.
Ганнон посмотрел в конец улицы и увидел слева дом с вывеской, изображавшей мужчину с луком и стрелами, и надписью «Приют охотника».
– Это он.
Они уже отчетливо слышали шум сражения, и сердце Ганнона наполнилось ликованием. Глухой грохот говорил о том, что солдаты Ганнибала атакуют ворота при помощи тарана. Более тихие звуки означали, что катапульты осыпают бастионы каменными снарядами. Кричали мужчины. Но самое главное – до них доносился звон оружия. Значит, Ганнибал уже здесь!
– Ты слышишь?
Бомилькар нахмурился.
– Что?
– Звон металла, соприкасающегося с металлом. Это означает, что солдаты Карфагена добрались до бастионов. Нам нужно поспешить. Мы должны где-нибудь спрятаться, пока они не очистили улицы возле ворот.
Бомилькар быстро оглядел улицу, потом взял Ганнона за правую руку и, положив ее себе на плечо, прижал своей правой рукой.
– Я смогу, – запротестовал юноша, но карфагенянин не обратил на его слова ни малейшего внимания.
Благодарный за помощь Ганнон не стал больше возражать. Он почти не помнил конца их путешествия. Мимо, хромая, прошла пара раненых солдат, направлявшихся к лекарю. Ребенок бросил на странных рабов удивленный взгляд. Конюх в конюшне посмотрел с подозрением, но тут же расслабился, когда Бомилькар вложил ему в ладонь несколько монет. Сарай, заполненный сеном. Заржала лошадь. И больше ничего.
Солдаты из фаланги Сафона радостно завопили, когда ворота треснули, а потом упали внутрь. В воздух поднялись тучи пыли от разбитых деревянных планок, галлы бросили таран и с громкими криками, точно одержимые, ворвались в образовавшийся проход. Сотни их соратников, с нетерпением ждавших этого мгновения, последовали за ними. Вооруженные до зубов воины с обнаженной грудью, в туниках или кольчугах промчались за ворота и набросились на поджидавших их римлян. Сафон и его люди одобрительно взревели. Они войдут в город после того, как галлы раздавят потрясенных легионеров.
Сафона наполнило ослепительное чувство гордости. Он был приземистым, с широким носом и черными вьющимися волосами – весь в отца. Он находился здесь, потому что Ганнибал не потерял веры в него. Его фаланга первой из армии Ганнибала войдет в Виктумулу. Им не грозит серьезная опасность, но зато представится прекрасная возможность убить столько римлян, сколько встретится на пути. Ганнибал лишил их права на жизнь. И чем больше врагов умрет, тем веселее. Полководец отдал приказ, и он, Сафон, исполнит его до последней буквы. Как и его братья, он вырос на историях о злодеяниях Рима против Карфагена. Эта война и это сражение давали шанс им отомстить. А если повезет, он сумеет захватить хранилища с зерном и тем заслужит одобрение Ганнибала.
Сафон сомневался, что они найдут Ганнона, но это возможно. Он решил, что нужно проверить все строения гарнизона. Отец будет доволен, если ему удастся отыскать тело брата. Несмотря на ревность к Ганнону, который всегда был любимцем Малха, Сафон считал, что его младший брат заслуживает достойных похорон.
Он бросил презрительный взгляд в сторону фаланги Бостара. Наконец он получил признание Ганнибала и обошел брата. Жаль, что его не видно. Перед тем как войти в город, Сафон хотел бы насладиться несчастным выражением его лица. Неожиданно он почувствовал возбуждение солдат у себя за спиной. Их ряды раскачивались, делая шаг вперед, потом назад. Позади них большой отряд иберийских всадников требовал, чтобы он вел своих людей вперед. Пришла пора действовать. Ведь на него смотрел сам Ганнибал.
– Стройтесь, шеренги по шесть, сомкнуть строй. Первый ряд и на флангах, поднять щиты. Будьте готовы к обстрелу и приготовьте копья.
Встав в центре первой шеренги, Сафон медленным шагом повел копейщиков вперед. Он внимательно изучал бастионы, чтобы не пропустить атаки врага, и с радостью обнаружил, что защитники сосредоточили все силы на галлах, которые спрыгивали на бастионы с полудюжины лестниц. Сафон продолжал смотреть по сторонам, пока они не оказались у стены. Но и здесь он не позволил себе расслабиться. Даже один легионер с дротиком может представлять серьезную опасность.
Они прошли под аркой ворот, наступая на разбитые доски. Еще несколько шагов, и его глазам предстали результаты кровавой бойни: улица, усеянная телами, по большей части римлян, глубокие рваные раны на шеях, груди и конечностях, многие обезглавлены. И все вокруг окрашено в алый цвет крови. Повсюду валялось оружие, брошенное солдатами, которые пытались спастись бегством. Сафон еще больше зауважал галлов, получив подтверждение эффективности их атак на запаниковавшего врага.
– Надеюсь, они оставили и для нас парочку римлян, – крикнул он.
Его солдаты издали в ответ леденящий душу вопль.
Они двинулись по главной улице, а иберийцы рассредоточились по боковым. Сафон не знал, что Ганнон, все еще живой, находится совсем рядом. И что его судьба висит на волоске.
Ганнон очнулся от криков, потом услышал проклятья и стоны. Когда он открыл глаза, боль в шее обожгла его с новой силой, но то, что он увидел, заставило забыть о себе. На одной из балок с веревкой вокруг шеи висел Бомилькар. Кусок ткани, обмотанный вокруг головы, почти не давал ему дышать. Трое иберийских пехотинцев стояли, образовав круг, и пинали Бомилькара ногами, подталкивая его друг к другу. С каждым новым ударом Бомилькар пытался сохранить равновесие и не упасть. Иначе он бы просто задохнулся. Иберийцы по очереди прикладывались к треснутой амфоре, и по их раскрасневшимся лицам Ганнон понял, что они уже достаточно выпили. Скорее всего именно по этой причине Бомилькар был жив. Впрочем, сколько еще он сможет продержаться, Ганнон не знал. Один из солдат вытащил свою фалькату и принялся точить ее оселком для правки.
«Почему они не поступили так же со мной?» – подумал Ганнон и, пошевелив рукой, все понял.
Из сена торчала только его голова. Бомилькар набросил на него сено, как одеяло, и иберийцы попросту его не заметили. С бьющимся сердцем Ганнон снова откинулся на кучу сена. Если он не будет шевелиться, они не найдут его укрытие, которое находилось в пятнадцати шагах от них, в глубине сарая. Завтра утром он спокойно выйдет на улицу и отыщет своих родных.
Но радость тут же испарилась под давлением чувства вины. Чтобы это сделать, ему придется смотреть, как умирает Бомилькар, замученный так же, как его истязал Пера. Ганнон не мог так поступить, как не мог убить Квинта, когда тот попал в засаду. Значит, следовало действовать, и быстро. Ганнон почувствовал, как что-то жесткое упирается ему в бок, и вспомнил про гладиус; но он не сомневался, что если встанет, держа его в руке, умрет сразу и мгновенно. Лучше быть безоружным – тогда он не покажется иберийцам опасным. Ганнона окатила новая волна страха. А что, если они плохо знают карфагенский язык и он не сможет объяснить им, кто он такой? Многие в нижних слоях армии Ганнибала либо вовсе не говорили на его родном языке, либо почти не говорили. Впрочем, в этом не было нужды, потому что у них имелись офицеры, понимавшие карфагенский.