Кровавые поля
Шрифт:
– Пусть боги даруют мне терпение… Что ты себе позволяешь? Если бы не люди вокруг, тебя ждала бы хорошая порка!
Несколько мгновений они обменивались гневными взглядами.
– Да, у нас трудности с деньгами. Но мы с твоим отцом их обязательно решим.
Что-то в ее голосе позволило Аврелии понять, что на уме у матери.
– Так вот в чем дело, – пробормотала она, охваченная ужасом и гневом. – Вот почему ты так стараешься найти мне мужа… Если я выйду за человека из богатой, могущественной семьи, ростовщики оставят вас в покое. И Мелито – твой очередной кандидат…
Атия отвела глаза, что было совсем для нее не характерно.
Гнев
– Так кто же я для тебя? Имущество, которое ты продашь тому, кто даст лучшую цену?
Мать ударила ее по лицу.
– Как ты смеешь так со мной разговаривать?
– Я тебя ненавижу! – Девушка повернулась и побежала прочь.
Мать продолжала что-то кричать ей вслед, но Аврелия уже ее не слушала.
Глава 6
Окрестности Арретиума, север Центральной Италии
Естественно, Калатину не понравился план Квинта, и впервые за все время они по-настоящему поссорились, но Квинт не отступал. Чтобы помириться, он предложил другу последовать за ним, но тот лишь рассмеялся.
– Если ты думаешь, что я откажусь быть кавалеристом, чтобы стать велитом, то ты сошел с ума. – Калатин немного подумал. – Ты точно спятил, если решил так поступить. Дезертирство – серьезное преступление. Ты дал клятву, когда стал кавалеристом, и ты от нее до сих пор не освобожден.
– Но я буду продолжать нести службу, – возразил Квинт.
– Твой отец не будет об этом знать. Никто не будет знать, кроме меня, а я ничего не смогу рассказать. Тебя назовут предателем, или еще того хуже. Столько риска! Если же ты сейчас отправишься домой, то сможешь вернуться в кавалерию менее чем через год.
– А если Ганнибал будет разбит в ближайшие несколько месяцев? В Капуе меня будут знать как мужчину-ребенка, отосланного домой отцом и проспавшего все сражения. Ты бы мог с этим жить?
Калатин увидел решимость в глазах друга и воздел руки к небесам.
– Ты принимаешь решение самостоятельно. Я отказываюсь иметь с ним что-то общее.
– Хорошо, – кивнул юноша, уверенность в собственной правоте которого только усилилась.
Тяга к сражениям плечом к плечу с солдатами, которые не отступают перед карфагенянами, в особенности по сравнению с управлением домашней фермой – а ведь именно этим его заставит заниматься мать, – была слишком велика. Квинт и в самом деле боялся, что станет в глазах римлян человеком, бежавшим от исполнения долга. Он не раз слышал о чувстве вины, посещавшем солдат, которые пропустили решающее сражение из-за ранения.
Потом друзья напились, и на следующее утро, когда они расставались, между ними не осталось никаких обид. Калатин поклялся, что ничего никому не расскажет. Через два дня после того, как они покинули лагерь Фламина – Квинт ехал рядом с другом, чтобы провести оставшееся время вместе, – он остановился справить нужду и небрежно сказал остальным, чтобы они его не ждали. Калатин прошептал благословение и уехал, махнув на прощание рукой и сказав, что не хочет ощущать запахов, которые останутся после трудов Квинта.
Молодой человек немного подождал, а потом направился обратно. Он ехал достаточно быстро, но старался беречь своего скакуна. Если он замечал римских солдат,
На следующий день, когда до лагеря оставалось около пяти миль, Квинт неохотно отпустил лошадь. Ничего другого он сделать не мог. Если повезет, животное найдет патруль. Почти все личные вещи Квинт отдал Калатину, а шлем, копье и щит спрятал в кустах, оставив себе лишь простой кинжал. Затем юноша разделся догола и надел свою старую одежду: поношенное нижнее белье и грубую шерстяную тунику. Он даже выбросил любимые кожаные сапоги, заменив их калигами, купленными несколькими днями раньше.
Когда Квинт зашагал пешком по дороге, до него стала постепенно доходить значимость того, что он сделал. Сначала он встретил патруль, состоящий из всадников-нумидийцев, и лишь в самый последний момент успел отскочить в сторону. Затем увидел небольшой отряд гастатов, который прошел мимо, не удостоив его взглядом. Квинт даже усомнился, заметил ли его хоть кто-то из них. Вещи, о которых он думал и – и опасался, – становились реальностью.
Он начинал новую жизнь – с самого дна. Если забыть о рабах в лагере, он занимал теперь самое низкое положение. Уйдут месяцы, если не годы, пока он добьется признания. Если только его не убьют в первом же сражении, в котором он примет участие. По сравнению с другими легионерами, велиты несли самые большие потери, и Квинту пришлось призвать на помощь все свое мужество. «Мне следовало погибнуть в сражении при Требии, – сказал он себе, – но я выжил». Он решил, что нет никаких оснований считать, что его убьют, когда он станет велитом. Зато теперь у него появится шанс сразиться с армией Ганнибала, а не возвращаться домой. Его вновь наполнила уверенность в том, что он принял правильное решение.
Квинт не мог не думать об отце, который придет в ярость, когда узнает, что сын не вернулся домой. Мысль об этом заставила его улыбнуться. Он увидел ворота лагеря и ускорил шаг. Как только он окажется среди велитов, он начнет играть новую роль. Квинт слегка волновался, но тщательно продумал свою историю. Они спросят, что ему нужно, а он ответит, что был одним из слуг Фабриция.
Этого будет достаточно, чтобы его впустили в лагерь для встречи с офицером. Затем он найдет велитов. Квинт хотел попасть к стрелкам, приписанным к манипуле триариев или принципов, но у него не было уверенности, что у него получится. Как новый рекрут, не имеющий офицера, готового за него поручиться, он будет вынужден присоединиться к велитам, которые служат вместе с гастатами. С другой стороны, он сможет найти Коракса, показавшегося Квинту достойным человеком.
На сей раз он легко нашел центуриона. Как и всегда, палатки двух центурий манипулы занимали прямоугольное пространство в сотню шагов шириной. Проход со стороны ближайшей дороги, пересекающей лагерь, был свободным. Напротив стояли фургоны манипулы и загоны с мулами. Коракс за столом, стоявшим возле большой палатки, ел похлебку. Рядом сидел центурион манипулы, который разрезал буханку хлеба кинжалом. Слуга разливал вино. Никто не обращал на Квинта внимания, что заставило его волноваться еще сильнее. Когда он подошел ближе, второй центурион, массивный мужчина с редеющими черными волосами, посмотрел на него и нахмурился.