Кровавые скалы

Джексон Джеймс

— Вы выбрались на берег, адмирал Пиали.

— Здесь мне так же комфортно, как и в море.

«Но вам не так же рады». Мустафа-паша уселся на шелковую подушку.

— По крайней мере ваши драгоценные галеры в безопасности.

— Эти галеры везли через все море ваших людей, лошадей и снаряжение. Без моего флота ваше вторжение не состоялось бы.

— Без моей армии вы не сумели бы угрожать рыцарям неминуемой гибелью, как не было бы повода для триумфального возвращения в Константинополь.

— Похоже, мы преданы одному делу, Мустафа-паша.

— Прикованы к одному веслу, Пиали.

Адмирал улыбнулся:

— Занятная дилемма. Уверен, мы сможем разрешить ее, проявляя такт и терпение.

— Я уже проявил терпение, Пиали. Ибо ни по какой иной причине я бы не согласился с вашим планом атаковать Мальту с юга.

— Но именно здесь находятся рыцари, Мустафа-паша.

— Опасность же таится на севере. А если подкрепления из Сицилии все же прибудут? Если вспомогательная армия укрепится на берегу или укроется в Мдине?

— Добейтесь быстрой победы — и о подмоге можно будет не беспокоиться.

— Рассуждения истинного адмирала.

— А также тактика командира. Мои корабли нуждаются в якорной стоянке, а она в руках рыцарей.

— Мы и здесь в безопасности.

— Пока не подули ветра и не поднялся шторм. Мне нужен проход Марсамшетт, который находится под охраной форта Сент-Эльмо и открывает путь в Большую гавань.

— Драгут будет против.

— Драгут не женат на дочери наследника османского престола.

Таково было откровенное предупреждение, язвительное напоминание о том, кто обладает истинной властью.

Мустафа-паша не стал отвечать на выпад. Он достаточно умен, чтобы разгадать уловку адмирала и верно оценить соперника. Безусловно, Пиали распоряжается флотилией. Наслаждается прочной поддержкой придворных. Но адмирал, будучи человеком самоуверенным и невежественным, непременно перестарается. Кроме того, врага разобьют на суше, а это уже будет делом армии, царством Мустафы-паши, где властвовали осадные инженеры, канониры, стрелки и фехтовальщики. Ради выгоды и призрачного единства главнокомандующий проглотит обиду.

Гнев всегда можно унять и жить, невзирая на разочарование. Мустафа-паша вошел в шатер для допросов и приказал палачам выйти. Времени они не теряли. На столе из толстых досок было растянуто прикованное кандалами обнаженное истерзанное тело мужчины. Мустафа-паша подошел ближе. Подобный вид живых останков ничуть не тревожил его. Пальцы на конечностях жертвы отсутствовали, правая нога сломана, мертвенно-бледную кожу покрывали рубцы и ожоги. Тем не менее это был образец ужасающей красоты. Потому как перед генералом предстало полумифическое существо, раненый рыцарь-госпитальер, настоящий кладезь сведений. И эта тварь рыдала и молилась на своем наречии.

— Война — кровавое дело. — Заговорив по-итальянски, Мустафа-паша принялся задумчиво жевать рахат-лукум. — Ты Адриен де Ла Ривьер?

— Именно так. — Тягостные слова с трудом слетали с треснувших губ.

— Незавидная участь для столь благородного имени.

Воцарилась тишина. Пленник мог потерять сознание или упустить ход мысли. Мустафа еще раз откусил от лакомства и подвинул стул — так легче разговаривать и наблюдать. По горлу тонкой струйкой потекла сладость.

— Ты совершил глупость, возглавив атаку кавалерии, Адриен де Ла Ривьер.

— Таков был приказ.

— Расстаться с жизнью по бессмысленному жесту?

— Я страдаю, как и Господь мой когда-то страдал.

— Ты будешь страдать гораздо сильнее. — Склонившись, Мустафа-паша учуял запах пота и крови и заметил, как прерывисто поднимается и опадает грудь пленника. — Где же твой Бог, Адриен де Ла Ривьер?

— Он со мной.

— Нет, неверный пес, с тобой я. Твоя жизнь зависит от моего решения, а твоя смерть — от моей воли.

— Во мне жива вера.

— В тебе жив страх.

Генерал был прав. Он смотрел, как все тело рыцаря сотрясала дрожь. Подобные случаи редко отличались один от другого. Пленник мог оказаться сильным или слабым, смелым или трусливым, самоуверенным или подавленным, но боялись все. Все они сдавались перед клещами и раскаленным клеймом. Мустафа-паша видел подобное в Австрии, Венгрии и даже в Персии. Разные языки — результат один. Шевалье Ла Ривьер не был исключением.

— Ответь, рыцарь, мои выжившие воины рассказывают о всаднике на сером коне, о воине в одеждах обычного корсара, который дрался как сущий дьявол.

— Это Кристиан Гарди. Англичанин.

— Твой великий магистр набрал пиратов со всего света. Но никому не выжить.

— Они возрадуются в Царствии Небесном.

— Они войдут туда, нарезанные на куски. Ибо завтра же наши армии атакуют их крепость. Завтра мы узнаем, верно ли ты указал брешь в обороне.

— Я не лгал.

— Ты поведал, что стены Биргу слабы и кастильские рыцари на огромном бастионе малы числом.

— Мы рассеяны по всей стене. Великий магистр де Ла Валетт отослал их в другое место.

Мустафа-паша ударил по сломанной голени пленника металлическим жезлом. Крики длились долго, рыцарь дергался и извивался в путах. Наконец вопли затихли, превратившись в протяжный стон. Мустафа-паша сжал изуродованное лицо большим и указательным пальцами.

— Не шути со мной, презренный пес. Ты вновь утверждаешь, что Кастильский бастион ненадежен?

— Да… да… — Ответ был едва слышен и прозвучал в потоке неразборчивого бормотания.

— Если ты солгал, я прикажу подвесить тебя перед крепостным валом и бить палками по пяткам.