Кровавые скалы

Джексон Джеймс

— Как мне узнать, что это не ловушка, не уловка, задуманная, чтобы обличить меня?

— Это лишь вопрос веры. Если я лгу, а Ла Валетт говорит правду, то ты уже изобличен и стоишь на пороге эшафота. Лучше воспользоваться случаем, принять руку помощи.

— Ваш облик скрыт, источник ваших слов загадочен.

— Таковым все и останется. Слова мои предназначены для ушей одного лишь турецкого командующего. Тебе ясно?

— Да, сир. — Скованный обстоятельствами и страхом перед веревочной петлей, раб быстро закивал головой, цепляясь за надежду.

— У нас мало времени. Слушай же.

Позже посланника с завязанными глазами вывели наружу, на палящий свет и зной летнего дня. Грека повели к вратам по улицам Биргу — маленький человек шел, подталкиваемый глумящейся толпой под бой одинокого барабана. Хозяева форта не собирались прекращать представления. Лишь достигнув крепостной стены, процессия остановилась и повязку сняли. Раб заморгал. Его взору предстало невиданное доселе зрелище: впереди, слева и справа, закрепившись в глубокой обороне, в полном облачении по стойке «смирно» стояли шеренги солдат. Грозные воины Прованса и Оверни.

— Взгляни на них, — с высокого каменного балкона обратился к рабу Ла Валетт. — А выходя за ворота, посмотри на ров по ту сторону стен. Передай своему господину, что это единственный кусок нашей земли, который мы дозволим занять его войску.

Во второй раз дрожащий гонец обмочился.

Мустафа-паша едва ли отреагировал на отказ рыцарей. На первой неделе июля начался орудийный обстрел Биргу и Сенглеа; разразилась перекрестная бомбардировка из восьмидесяти, а затем и сотни пушек, паливших с мыса Виселиц, горы Скиберрас и холмов Коррадино при поддержке галер Пиали, которые перетащили по суше из гавани Марсамшетт в Большую гавань. Все вокруг поглотил огонь. Не было ни передышки, ни перерыва в нескончаемом шквале, что обрушился на стены двух укрепленных полуостровов. Неумолимо разрастались турецкие окопы, преграждали дорогу подкреплениям, отрезая путь к отступлению. Круг замкнулся.

В казематах под фортом Сент-Анджело звуки отражались эхом и искажались во тьме, непроглядной, словно воды Стикса. Если там, наверху, жизнь защитников была адом, то пребывание здесь казалось ужаснее любого кошмара. Впрочем, мавра это, похоже, ничуть не тревожило. Он сидел на соломе, скрестив ноги, сохраняя достоинство и невозмутимость, — даже за решеткой облаченная в белое фигура блистала красноречием. Рядом стоял Гарди.

— Ты вечно попадаешь в самое пекло, мавр.

— И это говорит выживший в Сент-Эльмо.

Англичанин скорчил гримасу.

— Я бы предпочел оказаться с мечом в руке, чем в тюрьме.

— И отказался бы от столь благородной и знатной компании? В соседней камере держат знаменитого санджак-бея [24] Александрии. Дальше сидят командиры торгового судна, которое вы отбили у главного евнуха самого султана. С той стороны содержится старуха, что нянчила дочь Сулеймана Михрмах.

— Они не должны терять надежду на освобождение.

— Грохот наверху подсказывает мне, что время переговоров позади.

24

В султанской Турции санджак-беи возглавляли административно-территориальные единицы падишахства, называемые санджаками.

— Даже звери не продержались бы здесь долго.

— Это место я и называю своим домом, ибо пять сотен галерных рабов почитают его за твердую сушу и безопасный ночлег.

— Тебя оклеветали, мавр.

— Любой может привыкнуть к обстоятельствам.

— Даже невиновный? — Гарди подался вперед. — Мой друг так говорить не должен, как не должен и верный слуга ордена.

— Скажи это де Понтье и приору Гарзе. Скажи тем тайным силам, что сговорились изловить меня, заточить в темницу и отправить на виселицу.

— Ты нужен великому магистру.

— Мне лучше остаться в стороне. Здесь я обрел покой и защиту от чужих глаз. Отсюда я могу осмотреться.

— И что же ты видишь?

— Две силы, что бьются об известняковые скалы, разрушение безмерное, осколки повсюду. На карту поставлено многое.

— Мавр, кто-то травит великого магистра.

На лице мавра не отразилось и тени удивления. Покорность судьбе была частью его убеждений, частью самой эпохи. В мире осад и сражений жизнь хрупка и беззащитна перед жестоким роком. Подобно любому солдату или мореходу, подобно Гарди, мавр понимал, где находится, и мирился со своей участью. Осколки повсюду.Верно подмечено. На карту поставлено многое.

Когда шум стрельбы затих, мавр заговорил вновь:

— Вспомни историю других рыцарских орденов христианства. Тамплиеры исчезли более двух веков назад, раздавленные алчностью и монаршими интригами. Тевтонцы сгинули, вымерли после поражения в Грюнвальдской битве в год 1410-й. Их время прошло.

— Среди нас есть враги, которые попытаются приблизить гибель госпитальеров.

— Полагаю, это так, Кристиан Гарди. Вторжение турок служит им лишь поводом и прикрытием. Без гроссмейстера орден не стоит ничего, и вскоре прозвучат голоса сомнения, призывающие к сдаче, отступлению и смерти.

— Тонкая игра.

— И все мы рискуем. Кто бы ни травил Ла Валетта, он близок к магистру и подрывает наши устои, рушит оборону.

Отсылая нас с тобой туда, откуда никому не суждено вернуться.

— Всевышний милостив.

— Он также дарует разумение. Нам известно об изменнике, который не знает о нас.

— Используй знание на пользу. Будь осторожен и нетороплив. Всполошить предателя — значит вынудить его действовать и в спешке убить Ла Валетта.

— Не стоит ли предупредить великого магистра?

Мавр покачал головой:

— Он не станет ни слушать, ни избегать опасности, как и не позволит, чтобы подозрение пало на его собратьев.

— Я сам с трудом верю.

— Помешать врагу можно и иными способами. — Мавр выждал, пока не стихла новая волна грохота и песчаная пыль не перестала сыпаться со стен. — Я уверен, убийца использует мышьяк. Этот яд незаметен, и потому он загубит тело, поглотит здоровье Ла Валетта, а смерть будет казаться естественной.