Кровавые воды Хьерунгавага
Шрифт:
– Давайте-ка так поступим, – лукаво сказал Сигвальди, подозвав сошедших с ним викингов. – Прикинусь я больным, якобы при смерти лежу у себя на корабле. Скажите конунгу, дескать, Сигвальди из Йомсборга, сын ярла Харальда, хочет напоследок перед кончиной передать очень важную и личную весть. Идите, а я подготовлю все для приема дорогого гостя.
Люди Сигвальди исчезли за забором вокруг домов. Хевдинг же дал указания на ладьях, кто и как поступит: «Я лягу на крайнем судне, что дальше от берега. Как зайдут на борт ладьи, что ближе всех, тридцать человек – конунг наверняка среди них будет, – вы поднимайте трап. Объясните, корабль, мол, переполнен. На следующий пустите двадцать и тоже убирайте сходни…»
После Сигвальди лег на тюки, укрылся шкурами и припрятал там же меч. Лицо протер мукой, сделалось оно бледное, как будто и впрямь при смерти он находился. Стали ждать. Конунг появился в сопровождении множества мужей, но люди Сигвальди делали, как им велели. На крайний корабль дошло всего девять человек да Свейн.
Конунг испугался, увидав белое лицо Сигвальди, даже не стал близко подходить, а то, как хворь заразная.
– Ты говорить можешь?
– А, кто здесь? – застонал Сигвальди, весьма натурально притом. – Конунг ты? Не можешь приблизиться, слаб я слишком, через всю палубу кричать?
Нехотя конунг подступил к Сигвальди. По его просьбе наклонился ближе. Стоило королю это сделать, как йомсвикинг вскочил, ухватил того за плечи и руку, повалил на свое место и для верности поиграл мечом.
– Гребите!
Гребцы навалились на весла в полную силу. Воины конунга наблюдали за удаляющимися в закат ладьями с берега, крича вслед. Тех, кто прибыл со Свейном, окружили и они сложили оружие.
– И в чем смысл твоего предательства? – придушив удивление и гнев, поинтересовался конунг.
– Предавать я не собирался, мой меч по-прежнему верен Дании. Но изволь, конунг, погостить у нас в Йомсборге. Мы обслужим тебя достойно короля.
– Приму, пожалуй, столь любезное приглашение.
В Йомсборге Свейна встретили пиром, йомсвикинги называли себя людьми конунга. Сигвальди не поскупился на прием, пиво текло рекой. Когда же конунг выпил достаточно и стал сговорчивее, он пояснил намерения.
– Собираюсь я к Бурицлейву, хочу добиться для тебя руки его дочери Гуннхильд. Она красотой затмевает всех женщин, можешь поверить. Для конунга я добуду самое лучшее. Сам же возьму в жены сестру ее, Астрид.
– О, это было бы замечательно, – обрадовался Свейн. – Так, когда ты собираешься в Вендланд?
– Не зачем. Бурицлейв по случаю гостит в Йомсборге, как и ты. Пойду, обговорю условия, а уж завтра поплывем свадьбы праздновать.
Свейн попросил скорее обернуться и продолжил пировать. Сигвальди вышел на улицу, где его уже ждал князь с дружиной.
– Выполнил я клятву, – беззаботно развел руки Сигвальди. – Дело за малым. Отдай конунгу дочь свою Гуннхильд в жены, а я уговорю отменить дань. И готовься пировать на свадьбах.
Когда он возвратился в зал, Свейн подскочил и начал расспрашивать, как разговор прошел, да что Бурицлейв сказал.
– Князь не возражает, вот только дань, которой ты обложил Вендланд надо бы отменить.
– Да с чего бы?
– Во-первых, Бурицлейв дочь и не отдаст, пока ты его цепями сковал. Во-вторых, в чем чести больше: жениться на дочери князя, ни перед кем не должного и свободного, или же того, кто в кабале ходит?
Свейн поразмыслил и согласился с доводами Сигвальди. Так они и порешили. На следующий день отправились в Вендланд на большом количестве судов. Там и свадьбы обе сыграли. Пир превзошел прежние, виданные в Вендланде. Гуляли всю ночь и на следующий день. Первый вечер невесты носили фаты, а на второй, ставши женами, сняли их. И тут Свейн присмотрелся к лицам девушек, раньше-то он ни ту, ни другую не видел. Стал он подозревать обман. Сигвальди всю дорогу описывал, до чего красива конунгова невеста, другие женщины-де ей и в подметки не годятся. А выходило, Астрид красивее.
«Вокруг пальца обвел, мерзавец, – смекнул Свейн, косясь на довольного тем, как дело вышло, Сигвальди. – Как пить дать – обманул меня йомсвикинг коварный!»
Но ничего так и не высказал, не хотелось ему достоинство терять в ссоре. По окончании празднества конунгу вручили богатые дары, сказали много добрых слов. С женой и на тридцати кораблях, он отправился домой. Уходил Свейн, затаив обиду на йомсвикингов, и добавилась она к неутоленной обиде после похищения. А Сигвальди взял свою жену и с йомсвикингами уплыл в Йомсборг.
Глава 7
Зима только наступала, а ветер уже веял продирающим до костей холодом. Сигвальди мог и не предпринимать поездку в Сьеланд, его отговаривали: «Не настолько крепка твоя дружба с конунгом, чтоб принимать приглашения», на что тот отвечал: «Мой отец умер! Кем буду я и брат мой Торкель, коль не посетим тризны по нему?» На всякий случай снарядили сто восемьдесят ладей. Свейн на удивление радушно приветил братьев, пригласил на пир, и неоднократно почтительно отзывался о Харальде.
Стемнело. За окнами завывала вьюга, комьями стучал в двери мокрый снег, однако напрасно старалась непогода. В зале шумели голоса, и горел жаркий огонь. Йомсвикингам подносили крепчайшее пиво, которое те поглощали моментально, словно воду. Стоило кружке опустеть, как она вновь с шипением наполнялась, заливаясь пеной. Головы их помутились. Конунг, напротив, к выпивке почти не притрагивался. Для виду пригубит рог, усы утрет и следит за гостями. Когда йомсвикинги напились и языки их развязались, Свейн сказал:
– Что ж, сей пир весел, но я знаю, как сделать его еще веселее и интереснее. Есть одно развлечение, поддержите ли меня?
– Отчего же не поддержать, – заголосил пьяный Сигвальди. – Мы твои люди, конунг. Подай нам пример, а мы подхватим.
– Так вот, существует обычай на подобных пирах давать клятвы. Йомсборг славен на весь мир, уж ваши-то клятвы точно перещеголяют прочих мужей, – говоря, Свейн довольно потирал пальцы левой руки. События развивались угодным ему путем. – Я начну, будь по-вашему. Клянусь, не пройдет и трех лет, как я свергну Этельреда, короля Англии – или убью его, или изгоню навеки! Владения Этельредовы я захвачу. Сигвальди, твой черед.