Кровавый апельсин (сборник)
Шрифт:
— У этого типа был фотоаппарат?
— Я ж говорю, Леннарт был пьян в дупелину. — Дин, казалось, не слышал моего вопроса. — Он сам не соображал, что делает. Я подумал: "Кому надо, чтобы этот гад с фотоаппаратом приперся потом на "Союз" к шкиперу и сказал: "Посмотрите на эти фотки, вот ваш парень, он путается с типом, который ему в деды годится, а познакомил их член команды "Лисицы"? Ну вот, этот, с аппаратом, стоит и хихикает. Я вышиб у него аппарат, и тут Леннарт завопил как резаный и выскочил из комнаты, придерживая шорты. Мы рванули оттуда, фотоаппарат
Он неотрывно смотрел на черную морскую даль. Добрый старина Дин, подумал я. Никогда своего не упустит.
— Ну вот, — продолжал Дин. — А на следующий день на судно заявился какой-то тип из службы безопасности.
— На "Лисицу"?
— Ну да. Тебя не было на борту. Он начал к нам приставать, и мы его выпроводили.
— Вы?
— Я и Мэри.
— Ты и Мэри, — повторил я. Преследуемый Дин и убитая Мэри.
— А Мэри знала, что ему надо?
Он покачал головой.
— Я отдал пленку Леннарту. Мэри говорила, что он хороший парень. Шальной немного этот Леннарт. К тому времени он уже сообразил, что можно с этой пленки заполучить пару фунтов, но не хотел, чтобы она была на "Союзе", потому что там все время шныряют и вынюхивают разные типы. И он ее отдал Мэри. А Мэри — мне, вроде как на хранение. Потом мы приплыли в Медуэй, и там Леннарт погиб. Так что я прихватил пленку и смылся на свою хазу.
— А люди из службы безопасности ее искали?
— Ага.
— И ты принес ее обратно на "Лисицу".
— Ага.
— Почему на "Лисицу"?
— Мы же сошли на берег, — объяснил он. — Это было верное место. Я не думал, что кто-нибудь станет ее там искать.
— А потом ты собирался вернуться, забрать ее и продать.
— Ага.
— Кому же?
— Гомику, который был с Леннартом.
— То есть мистеру Джонсону.
— Ну да, его так называли. Только его зовут по-другому.
— Как ты собирался его разыскать?
— Он всегда бывает на пьянках. Я его и раньше видел.
У меня внезапно перехватило дыхание.
— Где?
— На "Лисице".
— На "Лисице"?
— Он всегда на судах — в этом году, в прошлом. Он тут болтался, когда мы были в Чатеме. Нас, правда, никто не знакомил. Но его фамилия Уилсон.
— Уилсон? — с трудом прохрипел я. — Дикки Уилсон?
— Маленький такой. Пижон.
На миг мир замер.
Есть вещи возможные, а есть вещи невозможные. Например, вот это.
Ну, а если подумать... Если контр-адмирала Ричарда Уилсона засняли на оргии гомосексуалистов с русским подводником, неудивительно, что он хочет заполучить пленку.
Если...
Я уселся на крышку люка и стал глядеть на серебряную дорожку, которую луна мостила через залив Лайм.
Дикки прекрасно знал, что такое слухи. Если он распустит слух, что я наехал на русского подводника-дезертира, люди начнут это повторять. Если многие будут повторять это, то люди нервного склада начнут этому верить, не думая, как, собственно, можно совершить политическое убийство с помощью винта пятидесятипятифутового корабля.
Даже не важно, поверят в это или нет. Достаточно, что это начнут повторять. А через какое-то время имя Билли Тиррелла уже будет не отмыть. И тогда Биллу Тирреллу конец как журналисту, потому что никто не будет давать ему информации. И как владельцу яхты ему конец, потому что его братец Кристофер жаждет умыть руки. А самое главное — никто не поверит в существование непристойных фотографий Дикки.
Если только непристойные фотографии не объявятся.
Непристойные фотографии у Нади Вуорайнен. Она эстонка, как и Ребейн. Возможно, она их уничтожит, заботясь о его семье. Столь же вероятно, что "Хэрродс" в один прекрасный день откроет филиал на Марсе.
Я отправился на корму. Там я обычно стоял, держась за бакштаг, согнув колени, чтобы приноровиться к морской качке.
Дин приплелся за мной следом.
— Это все правда, — сказал он.
— Не верю, — ответил я.
— Вот увидишь.
Я не ответил. Половые извращения Дикки — его личное дело. Человека в его положении вряд ли обрадовало бы публичное разоблачение его связи с наемными партнерами и мелкими торговцами, наркотиками. Я мог понять, почему он распространяет слухи. Но не мог поверить, что он способен на хладнокровное убийство.
— Ну ладно, — сказал Дин. — Подожди до следующей пьянки. Он там будет.
— Ты уверен?
— Он всегда ходит, — ответил Дин. — Завтра вечером как раз сборище в Саутгемптоне.
— Там будет и тип, которого ты хотел повидать? — спросил я.
— Ну да.
Он спустился вниз. Я сменил Чарли у руля. "Лисица" шла чисто и твердо, как паровоз по рельсам, ее бушприт врезался в темноту моря, где вдалеке еле виднелся огонек Партленд-Билл.
Я спросил:
— Что ты знаешь о Дикки Уилсоне?
Чарли ответил:
— Друг власть имущих. Покровитель и благодетель "Молодежной компании".
— А в личном плане?
Я увидел, как он пожал узкими плечами при свете заходящей луны.
— У него нет личной жизни. Он обручен со своей работой. А что?
Я знал Чарли двадцать лет. Мы познакомились во время парусной регаты. Именно он рассказал мне о доме в Филмер-Каноникорум, в пяти милях от побережья, который купила моя мать, приехав из Норфолка и выйдя замуж за Джорджа.
Чарли знал больше секретов, чем все семейные поверенные, вместе взятые, и лучше хранил их. Я спросил:
— Ты бы поверил, что он регулярно посещает гомосексуалистские оргии?
Чарли скосил глаза на переднюю шкаторину грота "Лисицы" и на шесть дюймов ослабил шкот. Он сказал:
— А почему бы и нет?
— И что его шантажируют?
Он ослабил шкот еще на три дюйма. Нос "Лисицы" разрезал накатившую волну на две лоснистые половинки.
— А их почти всегда шантажируют. С чего ты это взял?
— Его за этим сфотографировали.
— Туфта, — не поверил Чарли. Мы помолчали. — Если это тебе сказал Дин, не верь ни единому слову. Он хороший парень. Но пьян в доску и врун.