Кровавый глаз
Шрифт:
— Сучьи дети, испражнение дьявола! — закричал я, бешено размахивая мечом из стороны в сторону, кружась на месте в поисках врагов, жаждая снова увидеть красные брызги, взлетающие в воздух.
Я наткнулся на распростертое тело, упал на колено, поднялся и опять споткнулся.
Я успел упасть еще дважды, и только тогда сквозь безумие, жажду крови услышал наконец пронзительный повторяющийся звук, который медленно доходил до моего сознания:
— Ворон! Все кончено! Все кончено!
Я отшвырнул
— Ты дева смерти? — словно со стороны услышал я собственный голос.
Мне хотелось унять дрожь, охватившую все тело, но сделать этого я не мог. Мои ноги подогнулись, но я снова выпрямился.
— Я сейчас встречусь с ярлом Сигурдом?
— Ворон, это я, Кинетрит! — воскликнула девушка, по щекам которой хлынули слезы. — Кинетрит.
Затем она обвила меня руками и крепко прижала к себе, словно могла забрать невыносимую пульсирующую боль из моего тела в свое. Только теперь я осознал, что не умер. Передо мной не валькирия, а прекрасная Кинетрит. Нам каким-то образом удалось одержать победу.
— Нет! — вдруг воскликнула девушка. — Да хранит нас Господь!
Она оторвалась от меня, бросилась к Веохстану, лежащему на земле, и опустилась перед ним на колени. Я повернулся на запад, где простирались холмы, заросшие папоротником, похожие на неспокойное серое море перед штормом, и увидел людей, приближающихся к нам. Они были еще далеко, но я разглядел их маленькие черные щиты.
Я споткнулся об убитого валлийца, подошел к Кинетрит и спросил:
— Он дышит?
Висок Веохстана был раскроен ударом дубинки, разорванная кольчуга перепачкана кровью, хотя я и не смог определить, чужой или его собственной.
— Кинетрит, он дышит? — повторил я, поднял взгляд и увидел, что валлийцы быстро приближались.
Они походили на гончих псов. На мгновение мне захотелось, чтобы это были английские воины, обремененные кольчугами, шлемами и щитами, окованными железом. В этом случае у нас было бы больше времени.
— Ворон, ты сможешь его нести? — спросила Кинетрит.
Однако зеленые глаза девушки выдали, что она все понимала. Увы, я не смогу. Кинетрит провела рукой по спутанным волосам Веохстана, судорожно прижалась к нему.
— Со мной все кончено. Я больше не могу сражаться, — сказал я, качая головой и гадая, неужели это тот самый конец, который вплели в нить моей жизни норны, определяющие судьбы людей.
Я сражался достойно. В такой смерти не будет позора. Но тут меня пронзил страх. Как валлийцы поступят с Кинетрит, когда вырвут жизнь из моего тела?
Девушка посмотрела на Веохстана и поцеловала его в лоб, испачкав губы в крови. Не вмешиваясь в ее отчаяние, я шепотом попросил Одина дать мне перед смертью убить еще одного врага.
— Вот, — прошептала девушка, вложив мне в одну руку древко, а другую закинув себе на плечо. — Опирайся на меня, проклятый язычник.
Силы покинули меня. Я был ранен и сам не знал, насколько серьезно. Мне с трудом удавалось держаться на ногах. Мы медленно начали взбираться на восточный холм, оставив валлийцам Веохстана, живого или мертвого.
— Быстрее, Ворон! — прикрикнула на меня Кинетрит.
Я шел, тяжело опираясь на копье, морщась от боли.
— Шевелись же, грязный козел!
Девушка тащила меня вперед, осыпая ругательствами, раздувая пламя упорства из последних угольков, едва тлеющих в моем сердце. Мы оба понимали, что должны добраться до деревьев, прежде чем валлийцы поднимутся на гребень последнего холма. Иначе нас схватят.
— Брось меня, — проворчал я и упал на колени.
У меня перед глазами все расплывалось. Откуда-то сбоку на рассудок наползал беспросветный мрак.
— Беги!
— Нет, Ворон! — взвыла Кинетрит. — Я останусь здесь и увижу, как валлийцы убьют тебя. Затем они изнасилуют меня до смерти!
Я выругался, собрал последние крупицы воли, оперся о копье и протянул девушке руку, чтобы она тащила меня дальше.
— Упрямая сучка, — пробормотал я.
Мы добрались до линии деревьев, не оборачиваясь, чтобы проверить, поднялись ли наши преследователи на гребень холма, и углубились в лес, как затравленные дикие звери.
— Потерпи еще немного!
Кинетрит увлекала меня вперед, поднимала, если я падал. Лес вокруг стал гуще. Нам пришлось продираться сквозь хрупкие нижние ветви сосен и берез. Весь мой сумеречный мир заполнился звуком ломающегося дерева и шумом крови в висках. Больше я ничего не помнил.
Я открыл глаза, решил было, что ослеп, но постепенно освоился во мраке, облепившем меня. В лесу царила гнетущая тишина, нарушаемая лишь криком совы и шорохом травы, по которой пробегал барсук. Меня била дрожь. Я попытался сесть, но мне на плечо легла твердая рука и удержала.
— А ты сильнее, чем кажешься с виду, Кинетрит, — пробормотал я, снова погружаясь во мрак.
— Выпей, Ворон, — услышал я через некоторое время и почувствовал у губ холодный край шлема.
Я стал пить, захлебываясь, проливая воду на подбородок и только теперь осознавая, какая же меня мучила жажда.
— Пока ты спал, я нашла в лесу ручей.
Распущенные волосы Кинетрит щекотали мне лоб.
— Вода соленая, — пробормотал я, облизав растрескавшиеся губы, и откинулся назад.