Кровавый омут Карабаха
Шрифт:
Вопрос: Зачем же, как Вы думаете, весь этот сыр-бор?
Свентоховский: — Трудно ответить на этот вопрос. На протяжении многих лет азербайджанцы жили с армянами в добрососедстве. По мнению некоторых армянских лидеров, надо воспользоваться удобным случаем, так как судьба перестройки неопределенна и неизвестно, сколько еще она протянет. Именно поэтому они хотят воспользоваться удобным моментом для перекройки границ. (Идеологиня карабахского конфликта, тогда еще никому не известная Галина Старовойтова, синхронно с конференцией в Колумбийском университете, в том же феврале 1989 года заявила со страниц
Вопрос: — Азербайджанцы, компактно проживающие в Армении, никогда не выдвигали подобных требований. Ведь они могли бы сделать то же самое?
Свентоховский: — Да, конечно, любая нация может претендовать на ту или иную территорию. Но это должны быть справедливые притязания…
Заметным событием того же, 1989 года, стало письмо ленинградского рабочего НПО «Электронмаш» Игоря Пояркова, адресованное председателю Комитета Конституционного надзора СССР Сергею Алексееву. Взгляд Пояркова на конфликт в Карабахе состоял в том, что «тупиковая ситуация в этом регионе создана не столько обезумевшими от национализма людьми, сколько беспринципностью органов власти СССР, в том числе и возглавляемым вами Комитетом».
«Если им (армянам — Ю. П.) — продолжал Игорь Поярков, — в какой-то момент больше всех других прав на свете стало необходимым право на самоопределение нации (подчеркнуто автором письма — Ю. П.), они свободно и в полной мере могут им воспользоваться, уезжая из НКАО в Армению! Почему же они этого не делают?
Они желают уехать в Армению вместе с территорией, на которой проживают.
А без территории?
Без территории они не хотят!
Весьма сожалею, но совершенно очевидно, что этим людям всё-таки важнее территория, на которой они проживают, чем самоопределение нации. Самоопределение армян уже есть. Сколько же раз одна нация пожелает самоопределяться?».
Анализируя 70-ю и 78-ю статьи Конституции СССР, Игорь Поярков, как и люди, принимающие в конфликте вольное или невольное участие, оглядывался на государство, ждал, что медлительный и неповоротливый Центр открыто назовет виновников конфликта: «кто они — национальные герои, освободители? Или заурядное хулиганье и бандиты?».
Отсутствие позиции государства в течение двух лег вызывало, по мнению И. Пояркова, в обеих республиках «рост числа экстремистов и их желания оказать на государство возможно более сильное давление. Попутио лилась кровь, подхлестывая события».
«Что же вы медлите с объяснениями? — вопрошал рабочий юристов Комитета Конституционного надзора, — если я разобрался в вопросе, увидел причины и следствия за пять минут (два дня у меня ушло на то, чтобы добыть экземпляр «Конституции СССР»?)».
Укор его «медлить два долгих года, медлить, когда рушится экономика целых регионов, сотни тысяч людей изгоняются из своих домов, а число погибших исчисляется сотнями, нельзя», — остался безответным.
Письмо Пояркова было обнародовано лишь газетой «Бакинский рабочий», и то с серьезными цензурными купюрами. Назову основные из них, проливающие свет, прежде всего, на азербайджанских идеологов, на их полную зависимость и покорность перед Москвой.
Купюра первая: «На какой авторитет и уважение этот Союз ССР может рассчитывать, если позволяет полоскать статьи собственной Конституции в помойном ведре ереванских митингов?».
Купюра вторая. В медлительности Поярков обвинял не только Комиссию С. С. Алексеева, но и «Правительство тов. Рыжкова, и Президиум Верховного Совета СССР, возглавляемый двумя юристами и лично Генеральным секретарем тов. Горбачевым».
Редактор «Бакинского рабочего» убрал из текста Пояркова упоминание о том, что «и не велась бы сегодня война Армении против Азербайджана с применением вертолетов, бронетранспортеров и артиллерии».
И что самое главное, выбросили решительную концовку: «Националистическая пена в Армении не спадает и сама по себе не спадет. Никто из людей, схватившихся там за оружие, не читал Конституции СССР и не разбирался в ней. Они глотали то, что им в обработанном для употребления виде выдавалось там на митингах идеологами конфликта. Кто эти идеологи? Для меня бесспорно: человек, нарушающий Закон и подстрекающий множество людей на нарушение Закона, есть преступник, попросту не успевший сесть на скамью подсудимых Нюрнбергского процесса».
Так вот рассуждал ленинградский рабочий Игорь Поярков, веривший, как многие шукшинские «чудики», в государство и его законы, обязательные для всех.
Напомню, для сравнения, позицию М. С. Горбачева по этому поводу: «Советские законы предусматривают наказание за разжигание национальной розни, и правоохранительные органы должны обеспечивать безусловное их соблюдение».
А главные персонажи для «наказания за разжигание национальной розни» находились в самом близком окружении Генсека и Президента, манипулируя им, подобно кукловодам.
Профессор же Свентоховский свой доклад в Колумбийском университете в феврале 1989 года закончил следующим пожеланием:
«Сейчас следует думать о восстановлении добрых отношений между армянами и азербайджанцами. Дружба между этими двумя народами должна быть возрождена. Ведь и близкие соседи иногда спорят. Конфликт этот следует устранить. Нельзя допускать кровавых столкновений, так как после них трудно восстанавливать дружбу…».
Его выступление не понравилось армянским участникам конференции. Профессор с болью вспоминал, как к нему подошел один из них, посмотрел в глаза и плюнул Свентоховскому под ноги со словами:
«Что вы за ученый? Как вы можете утверждать, что вы являетесь американским ученым? — и добавил по-армянски: — Пусть твое лицо будет грязнее моей подошвы!».
Сумгаит: «Мы заставим в нас стрелять»
В сентябре 1988 года в статье «Арцах: раны и надежды» Зорий Балаян вспомнил о первой встрече с М. С. Горбачевым:
«Уже в 1988 году сразу же после начала Карабахского движения Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев спросил Сильву Капутикян и меня: «А вы подумали о судьбе двухсот семи тысяч бакинских армян?» Я ответил вопросом на вопрос: «А почему, собственно, возникает необходимость думать о судьбе двухсот семи тысяч армян в Баку, мы же государство…»».