Кровавый песок
Шрифт:
Опять была смена Марины. Заглянув перед отбоем в палату, она снова подмигнула ему, но он сделал вид, что ничего не заметил. А как только погасили свет, ввернулся с головой под одеяло и попытался заставить себя уснуть.
Но мозг, видимо наотдыхавшийся во время отключки днем, ни в какую не желал отправляться на боковую. Соседи по палате спали, Колян храпел на соседней койке, в коридоре мыли полы, потом все стихло. Сколько прошло времени, Вениамин не знал, но от звука Марининых каблучков его прошибло холодным потом.
Она заглянула в палату, он не повернулся, не открыл глаз. Она
Медсестра действительно ушла, недовольно фыркнув. Но Вениамин рано вздохнул с облегчением. Минут через пять появились два санитара, взяли его за руки за ноги, вытащили в коридор, бросили на пол и принялись методично избивать ногами. Благо были они не в сапогах, а в мягких кедах, а то плеваться бы ему кровью до конца жизни.
Закончив экзекуцию, санитары отнесли его в манипуляционную, уложили на кушетку и удалились. А дальше все происходило по сценарию предыдущей ночи с тем только исключением, что боль пришла не когда-то там утром, а, несмотря на неизменный укол, не оставляла его ни на минуту.
«Спи спокойно, дорогой товарищ…» — твердил он про себя, а может, и вслух, плохо соображая, день сейчас или ночь, в палате он или все еще на «ложе любви» (так Марина именовала кушетку в манипуляционной). Упорно пытался зажмуриться, но и с открытыми глазами его преследовал бесконечный кошмар.
Расплывчатое лицо Коляна витало где-то под потолком. Его губы шевелились, наверное, он что-то говорил, но Вениамин не мог сосредоточиться на звуке его голоса. С трудом скосил глаза в сторону двери, куда Колян испуганно тыкал пальцем. У двери тот же санитар, который вчера водил его к профессорше. А вчера ли? Кажется, это было так давно, в какой-то прошлой жизни…
Встать он так и не смог. Санитар взял его в охапку и потащил в ванную. «Гигиена прежде всего» — кажется, это сказал санитар, а может и не санитар. Вениамин почувствовал, что его раздевают, вяло подумал, что санитару, наверное, тоже захотелось большой и чистой любви. Но тело погрузилось в прохладную воду, пахнущую чем-то хвойно-морским, рядом зашумел душ. Надавив пальцами на челюсти, санитар силой разжал ему рот и забросил на язык две сладковатые таблетки.
— Глотай.
Вениамин послушно глотнул.
Вместо ожидаемой очередной отключки, с ним стало происходить что-то странное — голова прояснялась, тело понемногу начинало слушаться, захотелось есть.
Видя, что пациент окончательно пришел в себя, санитар включил душ на полную и зашептал, наклонившись Вениамину к самому уху:
— Слушай и запоминай. Таблетки, которые тебе прописали, больше не глотай. Не получится выплюнуть, иди в сральник и блюй, пока не выблюешь. Там же за унитазом я тебе оставлю пару сегодняшних отрезвляющих. Коси под идиота, и не высовывайся. Все понял?
Вениамин кивнул.
— Дальше. Пора тебе отсюда сматываться, я помогу. Была директива сделать из тебя идиота, но ты продержись еще день-два, надо все подготовить.
Услышав шаги в коридоре, санитар отпрянул, закрутил душ и нарочито громко прикрикнул:
— Вылезай, хватит париться! Не на курорте!
Вене страшно хотелось немедленно выяснить, кто спустил директиву, кто заплатил за его вызволение, как ему предстоит бежать и что для этого нужно, но за дверью уже дожидался своей очереди на ванну другой пациент и все его вопросы так и остались без ответов.
— Зовут-то тебя как? — только и успел спросить он, пока они возвращались в палату.
— Незачем тебе этого знать, — отрезал санитар и самым настоящим, несимулянтским пинком забросил его обратно на кровать.
— Байков, пень ленивый, бегом сюда! — Санитар без имени излучал полное презрение, но Вениамин задницей почувствовал: это оно! Начинается!
Сколько раз он уже рисовал себе мысленно, как это будет, но почему-то неизменно предполагал, что побег должен состояться ночью. Надеялся, что удастся заскочить на минутку к Марине и тихонько ее придушить. Она, кстати, к нему совершенно охладела — в соседней палате появился новенький свеженький пацан лет девятнадцати, и она переключилась на него.
С момента того разговора в ванной прошло двое суток. Таблетки ему не удалось выплюнуть только один раз, но «отрезвляющая», которую он нашел в туалете, свела эффект от их проглатывания к минимуму. Он целыми днями с безразличным видом валялся на кровати, уставившись в потолок, а ночью старался не уснуть, чтобы не пропустить сигнала. И ждал, ждал, ждал…
— Прирос что ли? — очень натурально разорялся санитар. — Люди жрать хотят, обед повезешь.
Вениамин изо всех сил укорачивал шаги, подавляя жгучее желание побежать с гиканьем и воплями. Растирал ладонями лицо, чтобы скрыть прорывающуюся улыбку. Колян все-таки что-то заметил, посмотрел странно на Вениамина потом на санитара, но ничего не сказал. Только бы не настучал, думал Веня, только бы не настучал.
Санитар, подталкивая его в спину, объяснил диспозицию и сунул что-то в карман его пижамной куртки. Вышли во двор, от свежего воздуха заметно закружилась голова. Как же давно он не был на улице… Шли долго, минут десять, наверное, в самый конец огромного больничного двора. Остро запахло разваренной капустой и помоями. На крыльце кухни их ждала растрепанная то ли повариха, то ли посудомойка в клеенчатом фартуке и бачки с едой.
— Только медленно, — напомнил санитар и отошел, наблюдая, как Вениамин грузит бачки на тележку. — Анекдот хочешь, Романовна? — ухмыльнулся поварихе.
— Похабный, небось? — заинтересованно справилась она.
— Не-е, про наших, про психов. У профессора, значит, спрашивают, как вы определяете, вылечился ваш больной или нет? Напускаем полную ванну воды, говорит профессор, даем пациенту кружку и чайную ложку и просим освободить, значит, ванну. Вот ты бы, Романовна, на месте этого бы пациента, что бы сделала?
— Ну… — замялась повариха, явно чувствуя подвох, но, не понимая, где он. — Кружку бы конечно, как все нормальные…
— Нормальные, Романовна, пробку выдергивают! — Санитар от души заржал, а повариха, обидевшись, захлопнула дверь у него перед носом.