Кровавый приговор
Шрифт:
В темноте ложи глаза Эммы Серры ди Арпаджо наполнились слезами.
— Ты не понимаешь, Мариза. Уже поздно. Слишком поздно возвращаться.
Раздались первые звуки оркестра, и поднялся занавес.
21
На следующее утро, пройдя последний марш управленческой лестницы, Ричарди с удивлением увидел, что его друг-бригадир спит на стуле перед дверью его кабинета.
— Майоне? Что ты здесь делаешь в такой час?
Бригадир вскочил на ноги, перевернув при этом стул, уронил фуражку, подхватил ее на лету, выругался, поднял с пола стул, отдал комиссару
Ричарди покачал головой:
— Не знаю, что с тобой происходит. Вчера ты опоздал и пришел испачканный кровью, а сегодня спишь в управлении уже в семь часов утра.
— Комиссар, я просто плохо спал и думал: закончил комиссар или нет все эти вычисления? И тогда сказал себе: пойду к нему и помогу, потому что он, если не закончит работу, не уйдет домой.
— Хорошо, хорошо. Свари суррогатный кофе — чашку для меня и литр для себя, чтобы ты проснулся. А потом сразу иди ко мне: у нас есть работа. И по-моему, даже для меня.
Руджеро Серра ди Арпаджо, знаменитый юрист, профессор университета, одна из первых фигур светской жизни и аристократ, один из самых богатых людей Неаполя, сидел у себя в спальне, в обитом черным атласом кресле, и плакал. Вот что случается, думал он, когда мужчина женится на женщине, которая на столько лет его моложе. Когда сначала ему нужно чувствовать, что его любят, а потом он не знает, как обойтись без этого чувства. Когда он доживает до пятидесяти пяти лет, не замечая, что время проходит. И не имеет детей. И не имеет друзей, а имеет только уважаемых коллег.
Он вздрогнул при мысли о своем одиночестве. Ему казалось, что он стоит на вершине горы и нигде нет дороги, по которой он мог бы пойти за помощью. А помощь была ему нужна. Он, который столько изучил, он, дававший клиентам советы, как выскользнуть из сложных юридических ловушек, не мог найти решение для себя самого.
«А ведь я все подготовил как надо, — думал он. — Это было идеально спланированное действие. Контракт, два взноса, платеж. Что делать, господа студенты, когда невозможно узнать, были или нет выполнены действия, предусмотренные в договоре?»
Он заметил, что на ковре со вчерашнего дня остались следы сапог. Надо сказать служанке, чтобы почистила ковер. А может быть, лучше в этот раз почистить его самому?
Ритучча ждала Каэтано на лестнице церкви Санта-Мария делле Грацие — на их с Каэтано месте. Она чинно сидела на ступеньке, сложив руки на коленях, словно дама, которая ждет заказанный чай. Ее друг сказал, что попросит у своего мастера разрешение приходить чуть позже, чтобы успевать поговорить с ней, как когда-то. Теперь он работал, а она должна была вести дом, и они почти не виделись.
Конечно, им было достаточно встретиться всего на минуту перед дверями соседних квартир в нижнем этаже, где они жили, чтобы рассказать друг другу обо всем, что случилось. Гаэтано всегда злился: он не умел шутить. Ритучча немного отодвинулась в сторону на своей ступеньке. Он посмотрел на нее и спросил:
— Снова?
Она опустила глаза. Он сжал руку в кулак и этим кулаком ударил себя по ноге — без шума, но сильно, давая выход гневу.
— Я его убью. На этот раз я его убью.
Ритучча ничего не сказала. Она вытянула руку и коснулась ладонью
— Это был ты? — спросила наконец Ритучча.
Помедлив секунду, Гаэтано кивнул, опустил глаза и стал смотреть на ступеньку.
Снова оба замерли неподвижно и немного помолчали. Потом Гаэтано сказал:
— Появился полицейский. Вчера вечером он был с ней.
Ритучча вздрогнула так, что едва не подскочила на месте, и крепче сжала его ладонь. В ее взгляде были озабоченность и тревога, близкая к ужасу.
— Нам не о чем беспокоиться. У него такой взгляд, словно он околдован, — как у всех. Бандиты или полицейские — взгляд один и тот же.
Ритучча успокоилась, улыбнулась и положила голову ему на плечо.
22
С порога двери, разделявшей служебные помещения больницы и зал ожидания, доктор Модо увидел пришедших из управления Ричарди и Майоне. Он вытирал ладони носовым платком, а на медицинском халате были пятна, которые невозможно спутать ни с какими другими.
Доктор был похож на мальчика, который приготовился идти на улицу играть в мяч.
— Какое чудесное общество! Добро пожаловать, друзья. Вы здесь не для того, чтобы отвести меня завтракать? — И удовлетворенно улыбнулся. Это была прекрасная широкая улыбка.
Ричарди окинул его взглядом:
— Для этого, но сначала сними эту форму мясника. И так уже, когда мы идем по улице, люди отворачиваются и делают знаки против сглаза, в том числе такие, на которые очень трудно смотреть. Не хватало только, чтобы мы появились перед ними с доктором Франкенштейном, который решил прогуляться по улице Пиньясекка.
— Вот Ричарди, которого я предпочитаю видеть, — весельчак, оптимист и любит легкое чтиво. Ты пробовал читать Инверницио или эту Лиалу? [5] Или Питигрилли? [6] Я вижу его книги в руках у всех недоумков, которые обожают ваш режим.
5
Каролина Инверницио — автор романов-мелодрам, которые не имели художественной ценности, но все же пользовались спросом у читательниц. Лиала — писательница, автор многочисленных популярных любовных романов.
6
Питигрилли — автор популярных эротических романов.
— Мой дорогой интеллектуал, у меня не хватает времени читать то, что ты считаешь приличной литературой. А оптимизма у меня действительно больше, чем у тебя: ты же видишь будущее более черным, чем настоящее. Идем, я угощу тебя чашкой кофе и слойкой, как обещал.
На улице бурная жизнь рынка Пиньясекка уже достигла пика.
Из-за шатких прилавков раздавались певучие крики о прелестях случайных товаров. Неустойчивые тележки и тачки прокладывали себе путь среди толпы. Десятки полуголых смуглых детей, обритых, чтобы не было вшей, сновали между продавцами, пытаясь украсть себе что-нибудь съестное.