Кровавый разлом
Шрифт:
Стало немного теплее, с моря дул легкий бриз, и Герлоф занялся своим корабликом в саду. Йон Хагман принес небольшой кусок старого, сухого красного дерева, и Герлоф, повертев его, подумал, что из него выйдет хороший трехмачтовый бриг. Такие бриги владычествовали в океане задолго до того, как Герлоф стал моряком, но он все равно испытывал к ним слабость.
В перерывах между работой он продолжал потихоньку читать дневники Эллы. То и дело ему опять попадались записи о странном посетителе.
Да, сегодня уже 5 августа 1957 года.
Много рыбы на этой
В субботу был День раков. [5] Герлофа не было, он был в Боргхольме, так что мы с девочками праздновали сами.
Бесенок знает, когда можно, а когда нельзя. Недели две его не было, а сегодня объявился. Стоит у стены и ждет. Пришлось вынести ему молока и печенья. Он подошел поближе. Запах от него, как от козла. Раньше я не замечала, это, наверное, из-за жары. Искупаться бы ему, подумала, почему бы ему не искупаться? А он стоит и улыбается, ну я и подумала — ладно. Сделаю вид, что не заметила.
Он очень осторожный, чуть что, сразу прячется, наверное, ему нельзя здесь появляться, а он все же приходит потихоньку — и все время оглядывается, как бы его не заметили. Я и не говорю никому — зачем его подводить?
5
День раков — национальный шведский праздник, совпадающий с открытием сезона ловли раков, обычно в первую среду августа. Но отмечать его, поедая раков и запивая их шнапсом и пивом, можно и позже.
Он закрыл дневник и посмотрел на дорогу. Оттуда, похоже, и приходил ее посетитель — с севера.
А что там, на севере? В пятидесятые там было только два-три хутора и рыбацкие хижины. А так — трава да кустарник. И каменоломня, понятно. Каменоломня ближе всего — по ту сторону дороги.
Он хотел уже продолжить чтение, но калитка заскрипела — кто-то пришел.
Это был не работник социальной службы, это был сосед, Пер Мернер. Он шел и махал Герлофу рукой. Герлоф тоже помахал. Они не виделись после той вечеринки.
— Я вернулся, — сказал Пер.
— А я и не знал, что ты уезжал, — удивился Герлоф. — Отца отвез?
— Так было задумано, — кивнул Пер. — А вышло по-другому. Привез обратно, он теперь на мне, — добавил он, почему-то глядя под ноги.
— Вот и хорошо, — одобрил Герлоф. — С отцом побудешь.
— Да, конечно, — без особой радости согласился Пер.
Они помолчали. В кустах по-прежнему пересвистывались зяблики. Молчание нарушил Пер:
— Знаете ли вы что-нибудь о кровавом следе в каменоломне?
— Кровавый след? Первый раз слышу.
— Нет, не след… такая красная жила в породе… Эрнст называл ее кровавым разломом.
— А, ты вот о чем… — Герлоф хохотнул. — Красная жила, да… каменотесы и вправду окрестили ее кровавым разломом. Никакая это не кровь, это окись железа. Да и не разлом… скорее пласт, но так уж назвали. Когда-то Эланд весь был под водой… Солнце светило, все, что могло окисляться на дне, все окислилось. А потом, значит, остров поднялся на поверхность, окись железа так и окаменела, тонким слоем. Это еще до меня было, я об этом читал.
— А каменотесы считали, что это кровь?
— Да нет… там таких пластов знаешь сколько? — Герлоф поднял руку и начал считать по пальцам. — Верхний слой, самый твердый, в нем одни трещины, так что его просто крошили и сгребали в кучу. Потом сланец и еще какой-то твердый слой… и только потом идет известняк — лучший в мире известняк, белый и розовый. Он-то и шел на продажу. Лучшие дворцы строили из нашего известняка. А уж под известняком — кровавый разлом, а ниже и делать нечего. Дальше камень непригоден.
Пер кивнул:
— Теперь понятно… всегда есть простое объяснение.
Герлоф покосился на дневник на столе.
— Может, и не всегда, но чаще всего есть, — согласился он.
39
Во вторник утром Пер сел за телефон.
— Добрый день, меня зовут Пер Мернер, я представляю предприятие «Интерэко». Наша компания занимается изучением рынка… Надеюсь, у вас найдется время ответить на наши вопросы…
Даже задавая вопросы и механически записывая ответы, он думал о Венделе Ларссон — что она там щебетала про троллей и эльфов? Странная женщина, но почему-то не выходит из головы.
К десяти часам он закончил десятое мыльное интервью, и не успел повесить трубку, как телефон зазвонил. Он вспомнил тот странный анонимный звонок после Пасхи и засомневался, стоит ли брать трубку. Ему никто не должен был звонить, но он все же ответил.
Послышался уверенный мужской голос:
— Пер Мернер?
— Да.
— Говорит Ларс Марклунд, инспектор полиции в Векшё. Мы уже беседовали…
— Да, я помню.
— Дело касается все того же пожара в Рюде. Нам бы очень хотелось дополнить данные первого разговора…
— Хотите поговорить?
— И с вами, и с вашим отцом… — Марклунд, похоже, искал что-то в своих записях, — вот именно, с вашим отцом… Герхард Мернер! — с облегчением выпалил он. — Нам бы очень хотелось поговорить с вами и с вашим отцом, Герхардом Мернером. Когда мы могли бы это сделать?
— Боюсь, отец по части разговора не представляет для вас интереса.
— Он что, болен?
— У него был инсульт в прошлом году, и речь очень сильно нарушена. То есть он почти не говорит. Только отдельные слова.
— Понятно… но все равно вопросы к нему у нас есть. Где он сейчас? У себя дома?
— Нет… он здесь, на острове.
— Хорошо… мы с вами свяжемся.
— А что за вопросы? Что вы хотите узнать?
— Кое-какие вопросы… Пожарники закончили следствие… — он сделал паузу, — и результаты вскрытия известны.
— И что они показа… — начал было Пер, но полицейский уже повесил трубку.
Джерри все еще спал. Может, и не спал, а просто лежал в кровати. Пер поднял его и помог одеться. Ему показалось, что Джерри слабеет с каждым днем, левая рука совершенно его не слушалась, и Перу пришлось самому заталкивать ее в рукав сорочки.