Кровавый закон
Шрифт:
— А ты миленькая! За что тебя так?
Олиф поняла, что под «так» подразумеваются следы побоев на ее лице. Наверное, выглядит она еще хуже, чем ей казалось до этого, раз даже при таком болезненно-зеленом свете видно, как распухло все лицо.
— Это вышло случайно. Я сама виновата, — уклончиво ответила она.
— Эх, ты! — укоризненно покачал головой дед. — Здоровая вроде девка, а мозгов в голове — во! — И для наглядности ткнул в проем кулаком.
Девушка обиделась. Да, она не образованная, да, у нет
— Вы-то откуда знаете? Или вам из камеры лучше видно?
— У, не дерзи мне, малявка, — в ответ погрозил ей пальцем старик. — Я побольше тебя видел, уж поверь. И вообще — что за манеры?!
Олиф тут же постыдилась своих слов, но внешне постаралась принять максимально оскорбленный вид.
— Вы…
— Не выкай! И вообще, лучше б рассказала, за что сюда попала!
— Что? — удивилась девушка. Уж чего-чего, а таких слов она не ожидала услышать.
Дед искренне, с неким удовольствием, стукнул себя по лбу, явно выражая этим все свои мысли и впечатления.
— Ну ведь говорю же, мозгов — во!
— Да вы…
— Не выкай!
— Но вы…
— Не выкай!!
Олиф возмущенно открыла рот, и тут же его закрыла, щелкнув зубами. Какой смысл спорить с сумасшедшим? Намного разумнее просто промолчать.
— Ну, чего замолчала? — спустя некоторое время спросил старик, пытаясь через отверстие посмотреть, что происходит у нее в камере.
— Не хочу говорить, — тихо ответила девушка.
— Не хочешь?
— Нет.
— Или не можешь?
Олиф изумленно уставилась на старика.
— Не спрашивай, — тут же отозвался он, — у меня глаз-алмаз!
— Вы все видите?
— Не все, но твою скулу тяжело не увидеть!
Девушка завистливо прикусила губу, но тут же об этом пожалела — та отозвалась неприятной болью. Олиф бы не отказалась от такого зрения. Ей уже надоело постоянно приглядываться, щуриться, и в итоге понимать, что она все равно ничего не увидит в этой полутьме.
— Поживешь с моё, и не такому научишься!
Девушка мысленно вздрогнула. Ей совершенно не хотелось доживать до его возраста. Гнить здесь все это время? Нет уж, спасибо.
— Так за что тебя так? — подал голос дед.
— Просто так.
— Эх, девочка, просто так здесь даже пыль не вытирают. Ну, рассказывай!
— Зачем? Мне и так нелегко. — Олиф желала одного: лечь и забыться, но ее, как назло, теребили глупыми, никому не нужными вопросами.
— А кому легко? Давай-давай, если не хочешь умереть тут, тебе придется разговаривать.
— А может, я хочу умереть?
— Нет, не хочешь. Говори уже!
Девушка фыркнула, и челюсть тут же пронзила острая боль.
— Я… кинулась с ножом на Ринслера. — Сказала и самой стало стыдно.
— Зачем? — присвистнул старик.
— Потому что дура. Рады теперь? — Олиф обиженно поджала губы, провела рукой по лбу, стирая кровь, и еще сильнее прижалась к холодной стене.
— Эх ты, глупая! Поумнее ничего придумать не смогла?
— Нет.
Сердце кольнула обида. Ей нужна была поддержка, хоть какая-нибудь. Любая. Просто увериться, что разбитый лоб и опухшая челюсть — это не напрасная жертва. А ее просто взяли и добили.
— И все это ради того, чтобы не ложиться с ним в постель?
— Не только. И вообще, я не обязана вам отвечать.
— Но отвечаешь.
— Да потому что… потому что…
— Ой, ладно-ладно, — пошел на попятую старик, видя ее жалкие попытки оправдать себя.
— Что ладно? Что ладно?! Легко вам говорить, сидя в камере! Не вы человека убили, не вас в пустыню кинули, лишив всего, всего, понимаете?! Не вас Песчаники схватили, не вас использовать пытались! Легко сказать «ладно», а вы представьте себя на моем месте!
— Что мне представлять? — улыбнулся снисходительной улыбкой дед. — Сама-то как думаешь, как я тут оказался, а?
— Не знаю. — Олиф приложилась щекой к холодной стене. Говорить было очень больно.
— Так же, как и ты. Правда, рядом со мной никого не было. В отличие от тебя.
— Со мной тоже… постойте, что? Вы что, видели нас? — Она хотела пояснить, что под «нас» имела ввиду ее и Лекса, но новоиспеченный сосед тут же прытко отозвался:
— А то! Я же тут давно сижу, я всех вижу! Тем более не заметить Лекстера просто невозможно!
— Вы его знаете? — подалась вперед девушка, в одно мгновенье забыв про боль.
— А кто его не знает? — Старик был немало позабавлен ее реакцией.
— А вы… вы его не видели больше?
— О, вот видишь, заговорила!
— Я не…
— Да не красней ты так! Не маленькие уже. К тому же, всем известно — хочешь разговорить девушку, начни говорить с ней о любви.
— О какой еще любви?! — Такого абсурда Олиф еще не слышала, и жутко смутилась, когда поняла, что воскликнула слишком громко.
— Видел я его несколько раз, но сюда его не приводят. Он, скорее всего, в самых нижних камерах.
— Почему?
— Что — почему?
— Почему в этих камерах никого нет, а его в нижние посадили? — Девушка искренне ничегошеньки не понимала.
— Да, было за что.
— В смысле? Он что-то сделал?
Старик хотел было ответить на ее вопрос, но вдруг замолчал, и спустя несколько секунд озабоченно воскликнул:
— Ой, сюда идут!
Он ловко просунул руки в отверстие, схватил камень, и вставил его обратно так, словно ничего и не было. Почти в этот же момент послышался скрежет открываемой двери. Олиф пару раз глубоко вздохнула, стараясь перевести дух. Вряд ли это к старому деду пришли.