Кровоточащий город

Престон Алекс

Ее родители часто уезжали — у них была вилла в Салон-де-Прованс, — но, когда нам случалось завтракать вместе, они неизменно были внимательны и доброжелательны, расспрашивали меня о работе и Рэе. Мать Джо каждый раз потчевала меня чем-то из музыкальной классики. В ожидании особенно вдохновенного момента она поднимала руки и замирала, затаив дыхание, а потом начинала раскачиваться в такт мелодии.

В начале ноября город накрыла волна самоубийств. В самом названии этого месяца есть что-то жесткое, суровое, и, когда подули восточные ветры, в квартире похолодало так, что не хотелось даже вылезать из-под одеяла. По утрам я оборачивал вокруг шеи два шарфа, натягивал перчатки, надевал две пары носков, но по пути к метро все равно успевал замерзнуть и подъезжающий

к платформе поезд встречал как спасение. Батареи отопления в доме на Мюнстер-роуд дрожали от напряжения, силясь удержать тепло перед лицом немилосердного натиска с востока. Иногда, просыпаясь среди ночи, я обнаруживал, что они остыли. Когда это случалось, я надевал на себя все, что только мог, прижимал к груди залитую кипятком грелку и с тоской думал об уютной комнате в доме на Ноттинг-Хилл, где меня ждало теплое тело Джо. Мы подумывали о том, чтобы съехаться, но я много работал и не хотел, чтобы она видела меня уставшим и раздражительным, провонявшим сигаретами неудачником. Я берег ее для выходных, ее загорелое тело было маяком, свет которого пронизывал серую хмарь пятничного вечера.

Если смерть Мэдисон была тихой, камерной, то самоубийства, прокатившиеся той зимой по Сити, определенно срежиссировал некий небесный эстет. Танец смерти был прекрасен и демонстрировал глубокое понимание важности этого финального аккорда. Сама подача их прессой подталкивала к отысканию красоты в заключительном акте, заставляя молодых людей, не желавших более терпеть рутину тусклого бытия, стремиться превзойти предыдущую смерть, выжечь еще более четкий образ на коллективной сетчатке.

Шла первая неделя декабря. Мир пребывал во тьме, а Рождество казалось слишком далеким, чтобы предложить хоть какое-то утешение. Хотя бонусы и были повсеместно урезаны или отменены, жены все равно хотели «шанель», дети требовали новейший компьютер, и все жаждали засветиться на лыжных курортах. Впрочем, никто уже не возлагал на зимние каникулы больших надежд.

Один инвестиционный банк, что находился в Кэнери-Уорф, только что объявил о крупных убытках и увольнении всей команды, занимавшейся кредитными операциями. Генеральный директор подал в отставку, и сотрудники компании, собравшись в просторном мраморном атриуме, с надеждой встретили его сменщика. Новый генеральный ступил на подиум, глубоко вздохнул и даже успел произнести несколько слов, когда за спиной у него пролетело что-то, напоминающее огромный маятник. Генеральный обернулся, испуганно вобрав голову в плечи, а маятник, судорожно дергаясь, качнулся в другую сторону и замедлил ход, так что собравшиеся смогли наконец разобраться, что же такое происходит. Кто-то ахнул. Кто-то вскрикнул. В петле длинного стального каната висел Пол Стюарт, бывший глава кредитного отдела, рассчитавший свой последний выход так, чтобы он совпал с началом выступления генерального. Пройдя накануне в офис — якобы за вещами, — он остался там на ночь, спрятавшись в лифтовой. Вынуть его из петли, обрезав стальной канат, смогли только через час. К тому времени лицо изрядно посинело. Кто-то сделал снимок — мертвец в петле и стоящие понуро его бывшие сослуживцы.

Джо позвонила в тот вечер, когда я, выключив в замерзающей квартире свет, согревал руки между сжатыми коленями.

— Чарли, это я. Ужасная история, я видела в новостях. Кошмар. Хочу, чтобы ты знал — я тебя люблю. Пожалуйста, не забывай, что ты всегда можешь прийти и жить здесь. Тебе не надо зарабатывать, не надо ничего делать — надо только быть со мной. Я не знаю, что делала бы без тебя, Чарли.

— Понимаю. Все будет хорошо, Джо. Я не сломаюсь. Раньше, до тебя, до Рэя, может быть… Но теперь у меня есть то, ради чего стоит жить. Главное, у меня есть ты. Спокойной ночи, милая. Добрых снов.

Рынки фактически закрылись. Банки списывали миллионы на безнадежные долги, компании не могли выпускать новые облигации. Я все еще оставался в минусе по итогам года, но ухитрился извлечь какую-то прибыль от коротких продаж до наступления пятницы, дня плохих новостей, когда трейдерам приходится

закрывать позиции на уик-энд. По субботам на работу уже никто не выходил. За шесть месяцев активы «Силверберча» сократились вдвое, но шансы выжить пока еще сохранялись.

Председатель ушел в отпуск на весь декабрь, оставив вместо себя нас с Катриной. Перед уходом он пригласил меня в кабинет.

— Решил сказать сам, пока ты не услышал от других, — начал он извиняющимся тоном. — Бонусов в этом году не будет. Инвесторы нас не поняли бы. Но мы подняли твою зарплату до шестидесяти тысяч, потому что мы ценим твой вклад в поддержание компании на плаву. Обещаю, что когда дела пойдут на лад, ты будешь достойно вознагражден.

Вообще-то я ничего и не ждал, но все же надеялся на какой-то жест признательности, достаточный хотя бы для того, чтобы к Рождеству купить что-то особенное Джо и Рэю. Я шел по Оксфорд-стрит. Улица тонула в счастливой предрождественской суете, сияющие витрины отражались в глазах покупателей, горячее дыхание туманило студеный воздух, дети смеялись на плечах отцов. Я нашел дешевый DVD-плеер и набор умеренно образовательных дисков для Рэя и лосьон после бритья для Тони и, возвращаясь по Бонд-стрит в офис, остановился у ювелирного магазина. Суровая дама глядела на меня сквозь витрину, а я таращился на чудесное ожерелье с изумрудами. Я представил, как оно будет смотреться между грудок Джо, и страстно захотел купить его.

— Здравствуйте.

Я потопал ногами на коврике у порога.

Женщина холодно посмотрела на меня поверх очков:

— Чем могу помочь, сэр?

— Э… то ожерелье в витрине…

— Да, какое именно? — переспросила она арктическим тоном.

— То, что с изумрудами.

— О, великолепная вещь, не правда ли? Желаете посмотреть? — Она наклонилась, любовно положила ожерелье на черную бархатную подушку, повернула к свету. — Чудесно, да?

— Да. И… сколько оно?..

— Поглядим. Так, 24 000 фунтов без НДС. — Голос ее звучал почти торжественно, словно сама сумма добавила ей гордости.

Я уже представлял лицо Джо, когда она откроет футляр… и вот, как удар под дых. Женщина едва заметно улыбнулась.

— О… Боюсь, это немного за пределами моих возможностей. — Я повернулся и шагнул к двери.

— И каков он, если позволите, предел ваших возможностей? Вы ведь ищете подарок для супруги?

— Я… я рассчитывал потратить что-то около тысячи.

Это было больше того, что я мог себе позволить. Мне пришлось бы воспользоваться кредитной карточкой, причем именно тогда, когда мое финансовое положение только-только стабилизировалось.

Женщина презрительно усмехнулась:

— У нас есть милые сережки за тысячу… м-м… триста фунтов. Вполне симпатичная пара.

Она достала пару сережек, украшенных почти невидимыми брильянтами. На черном фетре они напоминали две далекие звезды. Я сказал, что возьму, и потом долго с тревогой ждал, пока она вела напряженные переговоры с «Америкэн Экспресс», но платеж наконец был проведен. Прижимая пакетик к груди, я вернулся на работу, убрал покупку в ящик стола и запер его на ключ. Весь остаток дня мне стоило немалых усилий не открывать ящик, потому что мысль о потраченных деньгах вгоняла в отчаяние. Я думал о том, что мог бы использовать их с куда большей пользой, о том, что будет, если Джо не сумеет оценить подарок по достоинству и сочтет меня позером.

По выходным мы создавали свой собственный мир под крышей дома на Ноттинг-Хилл. Я садился, поджав ноги, на кровать и смотрел на Джо — как она ходит по комнате, как соскальзывают бесшумно и опускаются мягко, словно кружащиеся в воздухе листья, ее одежды. Ночи стояли ясные, и звезды, пробиваясь сквозь свет и дым города, подмигивали нам. В самом городе, если смотреть на него в темноте сверху, проступает что-то трогательное; каждый огонек, каждая светящаяся точка как будто подает надежду, обещает сложносочиненную жизнь. Когда по крыше стучал дождь, я представлял, как другие парочки прячутся под теплыми одеялами, слушают бурю и драгоценные звуки тела: биение сердца, дыхание, вздохи.