Круг Матарезе
Шрифт:
– Вы просто дурак! Деньги, которые он жертвует, получены Матарезе ценой жизни и смерти людей! Это деньги Матарезе! Они оплачены смертью.
– Они покупают надежду! Это вы – лжец, а не он. – Священник указал на Верахтена.
В этот момент дверь распахнулась. Василий резко повернулся. В дверном проеме, широко расставив ноги, с оружием в руках стоял человек в темном костюме.
– Не двигаться! – прозвучало по-немецки.
Мужчина вошел. Следом за ним появились две женщины. Одна из них, высокая и худая, с правильными чертами красивого лица, очень белокожая, была одета в голубое вечернее платье из тонкого бархата. Палантин из
– Это тот самый человек, – подтвердила она.
– Благодарю вас, – быстро проговорила Одиль Верахтен. – Вы можете идти, мой шофер отвезет вас обратно в город.
– Благодарю вас, мадам. Большое спасибо.
– Всегда рада вас видеть. Шофер ждет в холле. Доброй ночи.
– Доброй ночи, мадам. – Женщина вышла.
– Одиль! – закричал старик Верахтен, поднимаясь на ноги. – Этот человек ворвался сюда…
– Мне очень жаль, папа, – прервала его дочь. – Ведь никогда ничего подобного ты не слышал, уверена. И лучше бы тебе не слышать…
С этими словами женщина кивнула человеку, сопровождавшему ее. Тот направил пистолет левее и выстрелил. Старик упал. Человек выстрелил еще раз – следующим упал священник. Ему снесло часть черепа.
Наступила тишина.
– Это одно из самых жестоких деяний, которые мне когда-либо приходилось наблюдать, – заметил Талейников.
– В устах Василия Васильевича Талейникова это заявление звучит как похвала, – проговорила госпожа Верахтен, выходя вперед. – Неужели вы могли поверить, что этот выживающий из ума человек способен быть частью нас?
– Я мог ошибиться только в человеке, но не в имени. Ворошины – это часть Матарезе.
– Более правильно будет сказать – Верахтены. Мы не рождаемся наследниками. Нас выбирают, вы должны это знать. – Она сделала жест в сторону мертвого отца: – Он никогда не был частью нас. Когда его брат погиб во время войны, Ансель выбрал меня! – Она внимательно смотрела на Василия. – Хотелось бы знать, что вам удалось выяснить в Ленинграде.
– Вам действительно этого хочется?
– Имя, – быстро ответила за Василия женщина. – Вам удалось узнать имя из давнего прошлого, имя, промелькнувшее в сумбурные времена, – Ворошин. Ну и что это дает вам? Ведь нет прямых возможностей связать Ворошина с Верахтенами, и любые обвинения Верахтены отведут в два счета.
– Но вы не можете знать о доказательствах, которыми я располагаю.
– Мы знаем достаточно, не так ли? – При этом она взглянула на своего вооруженного провожатого.
– Да, мы знаем предостаточно, – подтвердил тот. – Правда, я потерял вас в Ленинграде, но зато не обошел вниманием вашу подругу. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?
– Вы? – Талейников рванулся вперед, но человек тут же поднял оружие.
Василий чувствовал, что выдержка начинает изменять ему. Боль, душевная и физическая, захлестнула его. О Зося! Моя Зося! Василию понадобилось огромное напряжение, чтобы продолжать контролировать ситуацию. Такой, как этот, убьет не мешкая, – ему это в радость, подумал Василий.
Он внимательно посмотрел в глаза Одили и заговорил очень медленно, стараясь отчетливо произносить
– Перро… ностро… чиркуло!
На лице Одили неожиданно появилась улыбка.
– Все это в прошлом и годится лишь для наивных людей, которые сами не знают, что говорят. Все ваши знания – о прошлом. Нам бы следовало догадаться, что вы усвоите именно это.
– Вы действительно так считаете? Вы думаете, они понятия не имеют о том, что произносят?
– Да, именно так.
Теперь или никогда. Мысль эта буквально пронзила его мозг. Талейников сделал непроизвольный шаг навстречу женщине – тут же оружие охранника оказалось в непосредственной близости от лица Василия.
– Тогда почему они говорят о пастушке?
Он сделал еще один шаг. Убийца напротив шумно задышал, словно дикое разъяренное животное, готовое к броску. Пальцы сжимали рукоятку пистолета, оттягивая спуск.
– Остановись! – закричала женщина, но опоздала.
Выстрел раздался, однако Василий пригнулся. Одиль Верахтен выбросила вперед руку, пытаясь жестом предупредить уже прозвучавший выстрел. Охранник сморгнул. Талейников резко выпрямился, впился глазами в ствол пистолета. Мозг дал команду телу. Василий крепко уцепился за пистолет противника, пальцы его, словно тиски, сжали еще теплый ствол. Охранник не опустил свой пистолет. Выворачивая оружие вместе с державшей его рукой, Василий нанес сокрушительный удар в грудь стрелявшему, а затем резко рванул в сторону и вверх его руку. Убийца застонал и рухнул на пол.
Бросив быстрый взгляд на Одиль, Василий успел заметить, что в руке ее тоже появился пистолет, которым она до того не пыталась воспользоваться, будучи уверенной в исходе встречи. Талейников вывернул руку и ей, и оружие упало на ступени алтаря. Опередив потянувшуюся за пистолетом руку и схватив ее за запястье, Василий другой рукой сжал женщине горло.
– Теперь не будет никаких промахов. Никаких ампул во рту!
– Вас убьют! – прошипела Одиль.
– Возможно. Но вы отправитесь вместе со мной, а этого вам очень не хочется, насколько я понимаю. Вы ведь не относитесь к разряду солдат, вы не такая, как они. Избранные не расстаются с собственной жизнью.
– Я одна из тех, кто мог бы спасти вам жизнь. – Она сделала неловкое движение, стараясь вырваться. – Пастух… Где он? Как вы узнали?
– Я вижу, вам все-таки нужна информация. Очень хорошо! То же самое необходимо и мне. – Талейников ослабил хватку. Он оказался прав: избранники не собирались отправляться на тот свет по собственной инициативе.
– Вы должны сказать мне! – снова прошептала она. – Вы же понимаете, что вам не удастся так просто выбраться отсюда. Не будьте дураком, позаботьтесь о своей жизни! Что вам известно о пастухе? – Она перешла на визг.
– Что предлагается мне взамен?
– А что вы хотите?
– Чего добиваются, чего хотят Матарезе?
Женщина помолчала секунду:
– Порядка.
– Путем создания хаоса?
– Да! А что пастух? Во имя господа, скажите мне!
– Я скажу это тогда, когда мы выберемся отсюда.
– Нет! Я хочу услышать это сейчас!
– Неужели вы думаете, что я буду торговаться? Сейчас мы выйдем отсюда. Вашего телохранителя мы оставим здесь. Я не собираюсь убивать его. Он должен сам знать, что ему делать. Именно поэтому я не убил его. Когда он покончит с собой, мы будем уже далеко отсюда.