Круг замкнулся
Шрифт:
И Клэр опять спрашивала себя, зачем она сюда приехала. В огромной прихожей Майкл нажимал на кнопку пульта управления, и перед ним вырастал широкий плазменный телеэкран, словно в каком-нибудь киношном звездолете. Клэр наблюдала, как Майкл переключается с «Блумберга» на другие деловые спутниковые каналы и обратно, и снова задавала себе вопрос: «Что я здесь делаю?»
Не то чтобы Майкл все время просиживал за работой. Какие бы проблемы ни задержали его в Лондоне, похоже, они были успешно решены. В кабинете он проводил только час или два в день. Когда ему звонили на мобильник, Майкл сперва проверял, кто звонит, и отвечал лишь на каждый четвертый звонок. А когда — изредка — Клэр интересовалась, из-за чего
Часов в десять утра выйдя из душа, она увидела, что Майкл сидит на балконе спальни, с которого открывался вид на пляж. Завтрак уже подали, и Майкл говорил по телефону, прихлебывая кофе и ковыряя вилкой в яйцах по-бенедиктински. Не переодеваясь, по-прежнему в халате, она села за стол, налила себе кофе в чашку из английского фарфора и взялась за роман, начатый накануне вечером. Майкл взглянул на нее, подавая знак, что разговор затягивается. Уже на второй фразе Клэр потеряла интерес к роману; опьяненная солнцем, она расслабленно любовалась видом — на фоне лазурного неба едва заметно покачивались пальмы под легким утренним ветерком.
— Значит, это уже наверняка? — говорил Майкл в трубку. — Цифра сто сорок шесть окончательная? — На другом конце линии прозвучал утвердительный ответ, и Майкл кивнул, явно довольный развитием событий. — Превосходно. Отлично. Мы сможем объявить об этом через пару недель, и полагаю, все пройдет достаточно гладко. Нет… разумеется, после Рождества. Сразу после.
Вскоре Майкл щелкнул крышкой мобильника, улыбнулся Клэр и, перегнувшись через стол, поцеловал ее.
— Хорошие новости? — спросила она, подливая ему кофе.
— Весьма удовлетворительные.
Она ждала продолжения, но вдаваться в детали Майкл не пожелал. Клэр это почему-то рассердило, но виду она не подала, и ее голос прозвучал вполне беззаботно, когда она спросила:
— Итак, сто сорок шесть, да? Миллионов? Он поднял голову от тарелки:
— М-м?
— Столько ты выручишь… за продажу солихаллской недвижимости?
— А… — Он рассмеялся и помотал головой: — Нет. Ничего подобного.
— Не увиливай, такой будет твоя рождественская премия, верно?
Майкл опять рассмеялся — абсолютно непринужденно. В чем бы ни заключалась договоренность, достигнутая по телефону, она не вызывала у него смущения и он не испытывал необходимости таиться от Клэр.
— Вряд ли, — ответил он. — Жаль, что не сумею произвести на тебя впечатление, но боюсь, это просто сто сорок шесть, без миллионов и тысяч. Мы закрываем отдел исследований и развития. Он не окупается. Закрываем и распродаем имущество. Ну а сто сорок шесть человек попадает под сокращение.
— Ага. Ясно. И что же тогда в этих новостях хорошего?
— А то, что могло быть хуже, и я этого опасался. Если бы мы перевалили за двести, наш имидж был бы катастрофически испорчен. Но сто сорок шесть — сущая ерунда, не правда ли? Никто и внимания не обратит.
— Пожалуй, — задумчиво сказала Клэр.
После завтрака Майкл исчез в ванной, оставив Клэр размышлять над его словами. К роману она даже не притронулась. Клэр чувствовала, что ее охватывает какое-то оцепенение. Ощущение было не новым: она сообразила, что оно потихоньку крепло всю последнюю неделю. И то, что она только что услышала от Майкла, по сути, ничего не меняло: его объяснения не стали ни поворотным пунктом, ни моментом истины. Но оцепенение начало расползаться по всему телу и настолько усилилось, что она не могла больше его игнорировать. И внезапно она почувствовала себя глубоко, безысходно несчастной оттого, что сидит на залитом солнцем балконе, напротив искрящегося океана, в тысячах миль от мира, который она знает, мира, который ей понятен. Она вдруг страшно затосковала по своему маленькому домику на склоне Большого Малверна.
Спустя несколько минут Клэр вернулась в спальню, надела купальник и вышла из дома, ничего не говоря Майклу. Она отправилась на пляж.
Откровения Майкла не возмутили ее — она не была наивной и знала, чем Майкл зарабатывает на жизнь. Люди постоянно теряют работу, и это неизменно означает, что кто-то где-то сначала принял решение, приведшее к сокращению рабочих мест. Просто так случилось, что вот это конкретное решение было принято сегодня утром, на карибском острове, на балконе, за столом, где она завтракала с человеком, с которым вздумала завязать интимные отношения, а к балкону примыкала спальня, которую она с ним делила. Ну и какая разница? Никакой не должно быть. И он прав, сто сорок шесть — не такая уж большая цифра. В газетах регулярно читаешь истории о тысячах людей, разом потерявших работу.
Почему же ее подташнивает?
Может, в этом-то и дело. Пять тысяч человек нельзя вообразить. Такая цифра — пустой звук. Но «сто сорок шесть» отдавали какой-то непристойной конкретной реальностью. Бросив полотенце на обжигающий белый песок, Клэр ступила в воду и побрела туда, где шумел прибой, думая о ста сорока шести семьях, которые вскоре после Рождества получат известие об увольнении кормильца. Несомненно, Майкл поступил правильно. А заодно и позаботился о том, чтобы не испортить людям праздник. Он не был плохим, это ясно, но любить его она все же не могла. Не могла она любить человека, который принимает такие решения и находит в них удовлетворение. Наверное, кто-нибудь другой сможет. Во всяком случае, Клэр на это надеялась.
Теплая вода пенилась вокруг ее бедер, талии. Она набрала воздуха и нырнула в набегавшую волну От столкновения с волной у нее онемело лицо, зазвенело в ушах, а когда она вынырнула, солнечный свет показался нестерпимо ярким. Спасаясь от этого блеска и сияния, она прикрыла глаза и продолжила нырять, бросаясь на каждую встречную волну, и каждый раз будто получала пощечину, приводящую в чувство, от сурового, но участливого друга.
Купалась она недолго. Когда Клэр вернулась в дом, Майкла, слава богу, нигде не было видно.
Она упаковала вещи и оставила короткую записку: «Спасибо за все хорошее, но пусть их будет 147». А потом попросила безотказного Джорджа отвезти ее в аэропорт.
Клэр допила кофе, шоколад отставила в сторону и, натянув плащ на голову, побежала обратно в Центр современной истории. Впрочем, дождь уже почти перестал.
Кофе ее взбодрил. Она знала, что теперь ей хватит сил, чтобы просмотреть папки, и не боялась никаких, самых ужасных, открытий. (Единственное, что ее теперь пугало, — опасение вовсе ничего не обнаружить.) Размышления об отпуске только помогли ей осознать, с большей отчетливостью, чем прежде, кто она такая и что привело ее сюда. Этот дождь, эти серые английские небеса, эта вечно спешащая, озабоченная и отсыревшая человеческая масса — вот где ее место. Если последние двадцать восемь лет ее жизни и предполагали некую цель, то она ее достигла: этот кампус и этот архив. Все прочее, думала про себя Клэр, безотносительно. И ей не двинуться вперед, пока она не разберется с тем, что папки готовы ей раскрыть.