Круг замкнулся
Шрифт:
9
Мунир был из тех людей, которые вечно о чем-то тревожатся. Список тревог, одолевавших его днем и ночью, можно было длить бесконечно: благополучие братьев и сестер; ущербность его пенсионного плана; угроза сокращений на работе; сырое пятно над окном ванной; скрип суставов, когда он поднимался с колен после молитвы; библиотечная книга, которую давно надо сдать, но которую он нигде не может найти, и, конечно, глобальное потепление. На второй неделе декабря 2002 года к этому перечню добавилось еще два пункта, окончательно лишивших Мунира покоя, — неумолимо надвигающаяся война и душевное здоровье Бенжамена.
— Эта страна сошла с ума, — как-то вечером объявил он Бенжамену посреди рекламной паузы, прервавшей новости на Ай-ти-эн. — И ты тоже, если хочешь знать. Почему ты продал все свое оборудование? Ведь оно было твоей радостью и гордостью.
— Потому что мне нужны деньги. Бенжамен отправился на кухню ставить чайник. Мунир последовал за ним.
— Но теперь ты никогда не закончишь книгу.
— Книгу я закончу! — возразил Бенжамен. — Я лишь избавляюсь от музыки. Текст получался чересчур усложненным.
— Но я думал, что в этом и состоит его оригинальность!
Бенжамен замер над чайником, позабыв его включить. Глядя прямо перед собой, он подыскивал верные слова.
— Я выбрал радикальную простоту.
Они вернулись в гостиную. Журнальный столик перед диваном был завален путеводителями по любой части земного шара — от Таиланда до Аляски. Бенжамен планировал путешествие. На свою беду, он никак не мог решить, куда ехать, — глаза разбегались.
— Пойми, — объяснял он, — на деньги, вырученные за ревербератор, я смогу прокатиться по Транссибирской магистрали. Первым классом!
— И что ты станешь делать на Транссибирской магистрали? — фыркнул Мунир.
— Смотреть в окно.
— На что?
— Ну не знаю… На Транссибирь, наверное. Или поеду на Бали. А может, в Южную Америку. На острова Зеленого Мыса. Мир что устрица — открывай и ешь.
— Ел я однажды устриц, — не сдавался Мунир, — а потом меня тошнило. Прости, Бенжамен, но ты пытаешься убежать от себя. А это не дело.
— Не от себя я пытаюсь убежать. Я бегу… вот от этого! — Он обвел рукой комнату со скудной меблировкой, дряхлыми обоями и грязным потолком. — Я бегу от Бирмингема. От скуки. От неудач. Что тут плохого? Пора уже, по-моему.
Мунир сел и включил звук у телевизора.
— Жить надо помаленьку, Бенжамен, вот что я тебе скажу. И не откусывать больше, чем сможешь проглотить.
Они прослушали специальное сообщение об иракском оружии массового поражения, а когда настал черед спортивных новостей, опять приглушили звук. Оба ни в малейшей степени не интересовались футболом.
— Ха! — возмутился Мунир. — Выходит, американцы насобирали документов на двенадцать тысяч страниц и все равно не нашли доказательств существования этого дурацкого оружия. Неужели не ясно, что это самая настоящая имперская затея? Они хотят установить свою власть на Ближнем Востоке, а оружие — лишь шулерский трюк.
Бенжамен согласился, но спросил:
— А что мы можем изменить? Если этих людей избрали, они вольны делать что хотят. У нас руки связаны.
В ответ Мунир разъярился еще сильнее:
— Я слышу это на каждом углу! Пораженчество. Апатия. Послушай меня, это неправильно. Надо сражаться, устраивать демонстрации, направлять запросы в парламент, подписывать петиции.
— А толку?
— Ну в Лонгбридже такая тактика сработала, правда? Ты ведь был на Пушечной горе в тот день? И я был. Разве это нас не вдохновило? Разве мы не изменили ход событий?
— Кто знает, заметило ли правительство ту акцию вообще, — пожал плечами Бенжамен. — Возможно, и без митинга все случилось бы так, как случилось.
Взяв в руки пульт управления, он принялся переключать каналы. Несколько минут они смотрели американский комедийный сериал. Четыре обеспеченные одинокие женщины, проживающие на Манхэттене, регулярно встречаясь за ланчем, обсуждали самые интимные подробности своей сексуальной жизни. Бенжамену сериал нравился. Он никогда не встречал таких женщин живьем и подозревал, что в большой степени они порождены фантазией сценаристов, но он мечтал о таком же образе жизни, какой вели героини фильма, и с благодарностью вуайериста заглядывал в их роскошную, привилегированную среду обитания. К тому же он находил двух исполнительниц главных ролей весьма привлекательными.
Вскоре, однако, Мунир зацокал языком, отреагировав на ругательства и беззастенчиво провокационный диалог. Потом встал и начал мерить шагами комнату, слушать дальше Мунир не мог.
— Выключи, — попросил он. — Этот фильм — стыдобище.
— Да ладно тебе, — попытался успокоить приятеля Бенжамен. — Всего лишь маленькая радость эскаписта.
— Нет, да что же это такое! — распалялся Мунир. — Женщины сидят в общественном месте и рассказывают друг другу, как они удовлетворяют орально своих любовников, с таким видом, будто обсуждают вязанье или кулинарные рецепты. Одна из них — вон та — во всеуслышание призналась, что за неделю переспала с пятью разными партнерами! Разве могут, разве могут эти женщины уважать себя, свое тело? Что происходит с обществом, если подобное выпускают на наши экраны? Ты только посмотри, Бенжамен! — Мунир вплотную подошел к телевизору и ткнул пальцем в героиню, которая наглядно демонстрировала свои умения, манипулируя горлышком винной бутылки. — Это — сегодняшняя Америка! Страна дегенератов! Недаром остальной мир исполняется к ним презрением. Какой… порядочности можно ждать от людей, позволяющих себе такое? Эта страна провозглашает одно, а делает прямо противоположное — и у всех на глазах! Она проповедует религию, нравственность, а их женщины ведут себя как шлюхи. Она заставляет другие страны разоружаться, а сама тратит все деньги на создание самого грозного арсенала ядерного и обычных вооружений, какой только есть на планете. Она плюет в лицо мусульманскому миру, топчет Ближний Восток в жажде нефти, необходимой для ее прожорливых автомобилей, а потом наивно вопрошает, достоин ли человек вроде Осамы бен Ладена жить на этой Земле и верить в то, во что он верит. И наш премьер-министр говорит, что мы должны с ними преданно сотрудничать, — с ними С нацией ковбоев и девушек по вызову! — Устав ораторствовать, Мунир рухнул на диван, рассеянно провел рукой по волосам и подвел итог: — Я не люблю ругаться, Бенжамен, ты знаешь, но эта страна изблядоваласъ. Да и весь мир, по-моему, тоже.
Бенжамен долго соображал, прежде чем ответить. На языке вертелась фраза: «Это лишь одна из точек зрения», но в конце концов он пробормотал, обращаясь скорее к самому себе, нежели к Муниру:
— Нужно убраться отсюда, ты и сам видишь. И убраться поскорее.
Он решил последовать дружескому совету и совершить побег мелкими, удобоваримыми шажками. Для начала, подумал он, хорошо бы провести несколько дней в Лондоне. Однако останавливаться у Дуга и Фрэнки на сей раз не захотел. Ему требовалось отдалиться от них, отдалиться от всего, что связывало с прошлой жизнью. Ему хотелось побыть одному.
У Марка, брата Сьюзан, имелась квартира в Барбикане, [29] пустовавшая во время частых отлучек хозяина. Марк работал в агентстве «Рейтер» и, следовательно, большую часть года проводил за границей; в данный момент он торчал на Бали, докладывая в агентство о стараниях властей выследить террористов, ответственных за недавний взрыв в ночном клубе. Сьюзан с дочками, наезжая в Лондон, иногда пользовалась квартирой брата и не раз предлагала Бенжамену сделать то же самое. Бенжамен счел, что сейчас самое подходящее время поймать ее на слове. Он мог бы, к примеру, отправиться в Лондон на Рождество. Все лучше, чем праздновать один на один с родителями.
29
Престижный жилой микрорайон Лондона.