Круг
Шрифт:
На сей раз он сумел привлечь внимание молодого человека.
— Марго — ваша дочь?
— Ты ее знаешь?
Юноша пожал плечами:
— Кто же не знает Марго? В Марсаке все ее знают… Марго хорошая… Она нам не сказала, что ее отец — сыщик.
Голубые глаза Юго пристально смотрели на Серваса. Полицейский понял, что ошибся: парень не боится, просто решил молчать. Ему семнадцать, но он выглядит куда более зрелым.
— Почему ты отказываешься говорить? Ты понимаешь, что тем самым усугубляешь свое положение? Вызвать к тебе адвоката? Пообщаетесь,
— Зачем мне адвокат? Я был там, когда она умерла, или появился чуть позже… У меня нет алиби… Все против меня… Выходит, я виновен?
— А ты виновен?
По глазам Юго майор ничего не сумел определить, если в них что и было, то только ожидание.
— Вы ведь для себя все уже решили… Так какая разница, правду я говорю или вру?
— Разница очень большая, — ответил Сервас.
Сказанное не соответствовало действительности, он и сам это знал.
Во французских тюрьмах сидит множество невиновных, а по улицам расхаживают преступники — и немало. Судьи и адвокаты рядятся в мантии, кичатся принципами, произносят речи о морали и праве — и мирятся с системой, прекрасно зная, что она плодит море юридических ошибок.
— Ты позвонил матери и сказал, что проснулся в доме и нашел мертвую женщину, так?
— Да.
— Где именно ты проснулся?
— В гостиной, внизу.
— В каком месте гостиной?
— На диванчике. Я сидел. — Бохановски взглянул на Бекера. — Я им уже говорил.
— Что ты сделал потом?
— Позвал мадемуазель Дьемар.
— Ты остался сидеть?
— Нет. Двери в сад были открыты, шел дождь, вода заливалась внутрь. Через одну из них я и вышел.
— Ты не спросил себя, где находишься?
— Я узнал дом.
— Ты там уже бывал?
— Да.
— Итак, ты узнал место: ты часто там бывал?
— Достаточно часто.
— Что значит «достаточно»? Сколько раз?
— Не помню…
— Попробуй вспомнить.
— Не знаю… может, десять… или двадцать раз…
— Почему ты так часто приходил к ней? Зачем все время звонил? Мадемуазель Дьемар принимала у себя всех учеников?
— Это вряд ли.
— То есть для тебя она делала исключение? О чем вы разговаривали?
— О том, что я пишу.
— Что, прости?
— Я пишу роман… Я рассказывал об этом Клер… мадемуазель Дьемар… Ей было интересно — действительно интересно, она попросила дать ей почитать… И мы все время это обсуждали. И по телефону тоже…
Сервас посмотрел на Юго. Ему стало не по себе. Учась в Марсаке, он тоже начал писать роман. Современную эпопею… Честолюбивая мечта любого начинающего литератора… Произведение, о котором издатели и читатели скажут: «Браво, Мастер!» История больного тетраплегией [8] человека, в котором живым остается только мозг, но его напряженная, пламенная духовная жизнь богаче жизни большинства людей. Сервас бросил сочинительство на следующий после самоубийства отца день.
8
Тетраплегия —
— Ты называл ее Клер? — задал он следующий вопрос.
— Да… — с секундной задержкой ответил Юго.
— Какой характер носили ваши отношения?
— Я же объяснил — ее интересовал мой роман.
— Она давала тебе советы?
— Да.
— И ей нравилось написанное?
Еще один взгляд исподлобья. Гордость в глазах.
— Она говорила… говорила, что давно не читала ничего подобного.
— Могу я узнать название?
Юго колебался. Мартен мысленно поставил себя на его место. Начинающий автор явно не хотел делиться сокровенным с незнакомым человеком.
— «Круг»…
Сервасу хотелось задать вопрос о сюжете сочинения, но он промолчал. Сыщик был в замешательстве, он чувствовал, что начинает сочувствовать юноше. Возможно, он не совсем объективен: Юго — сын Марианны и очень похож на него самого, такого, каким он был двадцать три года назад. Зачем парню убивать единственного человека, который мог понять и оценить его работу? Ответа на этот вопрос у Серваса не было.
— Поговорим о том, что ты делал после сада.
— Вернулся в дом. Звал ее. Искал повсюду.
— А позвонить в полицию тебе в тот момент в голову не пришло?
— Нет.
— Что было дальше?
— Я поднялся, обыскал комнаты — одну за другой. Дошел до ванной… И… увидел ее. — У него судорожно дернулся кадык. — Я запаниковал… Не знал, что делать. Попытался вытащить ее голову из воды, бил по щекам, чтобы привести в чувство, кричал, пытался развязать узлы. Но их было слишком много, и такие тугие… Я ничего не мог сделать, веревка разбухла от воды. Я почти сразу понял, что уже слишком поздно…
— Говоришь, пробовал привести ее в чувство?
— Пробовал.
— А фонарик? — Сервас заметил, как дрогнули веки Юго. — Ты видел зажженный фонарик у нее во рту?
— Конечно, видел…
— Так почему не попробовал… вытащить?
— Не знаю… скорей всего, потому, что… — Юго запнулся. — …мне было противно лезть пальцами ей в горло…
— Ты хотел сказать: в горло покойнице?
Майор заметил, как бессильно опустились плечи Юго.
— Да. Нет. Не только. В горло Клер…
— А что происходило до того? Ты сказал, что очнулся у Клер Дьемар, я правильно понял?
— Да. Я пришел в себя в гостиной.
— Хочешь сказать, что терял сознание?
— Д-да… Кажется… Я уже объяснил все это вашим коллегам.
— А теперь объясни мне: ты помнишь, что делал перед тем, как вырубился?
— Нет… Не совсем… Я не уверен… Какой-то провал образовался…
— Провал в распорядке дня?
Сервас почувствовал, что Бекер смотрит не на Бохановски, а на него. Взгляд жандарма был весьма выразителен. Заметил он и то, что парень с трудом сохраняет видимость спокойствия. Он достаточно умен, чтобы понимать: провал работает против него.