Круги по воде
Шрифт:
Графиня Амелия приняла задумчивый вид, подперев подбородок всё ещё красивыми, сухими пальцами, и прикрыла глаза.
– На представителей семейства Ф. вы не похожи. На И. тоже. Правда, у юго-западной ветви есть такие типы. Но они все мне известны. А вот у северной ветви, у их младшего отпрыска, весьма многочисленное потомство. В том числе и побочное. Хотя… Нет, у них у всех характерные носы картошкой. Совершенно у всех, даже удивительно.
Глаза её блеснули, она вгляделась в стоящего напротив барона и хмыкнула:
– Видала я такой взгляд у одной своей знакомой. А такие ясные глазки были у Данкана Риусского. Вот уж правда, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь… Обманывал свою бедняжку жену как только мог. Не удивлюсь, если это его ублюдок…
Барон Эверт поднял голову и пристально посмотрел в глаза графине Амелии. Она осеклась.
– Закрой свой болтливый рот, женщина. – Сказал он резко, с характерным выговором растягивая гласные и раскатывая «р». – Знай своё место.
Амелия замерла. Почувствовала, как холодеют руки. По спине пробежал озноб. Она невидящим взором уставилась на стоящего напротив человека. Словно видение из далёкой юности появилось сейчас перед ней в этом мрачном, тесном круглом зале цитадели. Её глухое детство под бдительным надзором непреклонной в своей суровости матери, словно навсегда затянутой до подбородка в негнущееся старомодное платье, подобающее званию аристократки. Её всегда поджатые в недовольстве губы. И внезапная радость – отец, как всегда в подпитии, разворачивающий присланный из столицы свиток, написанный замысловатым, приличествующим случаю почерком старого королевского секретаря. Приглашение во дворец.
– Их величества желают видеть наших дочерей, – сказал отец. – Они сообщают, что при дворе для них найдутся хорошие партии. У его величества короля много молодых, подающих надежды придворных, которых следует женить, прежде чем они уйдут в поход на войну. Собирайтесь, мы выезжаем.
И вот она стоит, сжимая потными пальцами подол негнущегося, как у матери, платья, рядом с двумя сёстрами, и косит глазом на подругу детства, стоящую неподалёку, любимое дитя своих немолодых уже родителей, рослую, статную девушку. Только Амелия на правах единственной подруги имеет право называть её сокращённым именем – Эва. Всех остальных эта не по годам решительная девушка ставила на место немедленно, признавая только полное своё имя – Эвергардия.
Затуманенными от волнения глазами она смотрела, как в зал летней дворцовой резиденции, предназначенный для приёмов, сияющий в блеске гладкого, как зеркало, пола и дорогих люстр, входит Его величество король, окружённый многочисленными придворными. Как нарядно одетые молодые люди из свиты принца, у некоторых ещё толком не пробиваются усы, склоняют головы в приветствии, и у них розовеют щёки, покрытые юношеским пушком. Как, представившись, сбиваются в кучку, и, поглядывая в сторону стайки девиц, тихонько переговариваются друг с другом, напряжённо смеясь и краснея. И один из них, небольшого роста, худенький юноша, приблизившись к ним в свою очередь, смотрит на неё, и щиплет тоненькие тёмные усишки. «Меня зовут Симон, - говорит он, - и когда нибудь я стану графом. Вы прекрасны, Амелия.»
И вот невероятное – сам король подходит к ним, милостиво заговаривает с отцом. Роняет комплимент матери, разглядывая девушек и добродушно кивая. Но она уже не смотрит на короля. Она поднимает голову, и встречается глазами с худощавым, среднего роста, подтянутым человеком. Он пришёл вместе с королём и не ищет невесты. У него смуглая кожа постоянно бывающего на солнце человека и уверенные до самодовольства манеры закоренелого военного. Его простого покроя кафтан кажется скромным по сравнению с вычурными нарядами молодых людей, обвешанных кружевами и подвесками, сверкающими как маленькие солнышки. Но кафтан сидит на его фигуре гораздо ловчее, и видно, что одет этот мужчина намного дороже, чем все эти юнцы. Он окидывает её пристальным взглядом, видит всю, с головы до ног, и поворачивается к стоящей рядом подруге. Она чувствует себя птичкой, которую держат за крылышки. Смотрит на подругу, и в изумлении слышит её прерывающийся голос: «Меня зовут Эва. Эва, мой господин». И видит, как краска заливает лицо её всегда невозмутимой подруги Эвергардии, поднимаясь до корней густых, высоко взбитых волос.
И ещё одно видение, глубоко запрятанное в памяти. Никто уже этого не помнит, не знает. Она бежит по глухим, пустынным коридорам летней королевской резиденции. Она убежала из-под строгого надзора матери, обманула её. Сказала, что будет с подругой. Но войско скоро уходит в поход, а она так и не поговорила с Данканом. Он здесь, она знает. И вот она бежит по коридору, не глядя по сторонам, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце. Шансов найти его в этом сплетении комнат и переходов почти нет, и репутация Амелии висит на волоске. Если её сейчас найдут, узнают и отведут к матери, её навек запрячут в глухую комнату в самом дальнем углу родительского дома. Но ей всё равно. И вот случается невероятное: она вбегает в одну из узких, сводчатых галерей, тянущихся по всей длине здания, окружая в два яруса тихий двор с фонтаном, и налетает с разбега… на него. Он глядит на неё удивлённо, берёт за руку и отводит в хорошо укрытую нишу в стене. Здесь никого нет, и она переводит дыхание.
– Амелия, - говорит он, - что вы здесь делаете?
– Я хочу быть вашей женой, - отвечает она, чувствуя, как замирает сердце в груди, - возьмите меня за себя.
В ушах у неё уже звонят свадебные колокола. Она почти не слышит его ответа. Но вот до неё доходят слова, и день превращается в ночь.
– Я женюсь на Эвергардии. Она согласна. Свадьба будет так скоро, как только это возможно.
Она теряет самообладание. Она кричит. Обвиняет подругу во всех грехах. Клянёт всё и всех. И, наконец, он, теряя терпение, кричит на неё:
– Закрой свой болтливый рот, женщина!
Он уходит, а она остаётся одна. В оцепенении Амелия смотрит перед собой, в сводчатую арку, выходящую во двор. Вот бы броситься вниз, на камни, и всё будет кончено. И опять видит того тоненького юношу со смешными усиками. Он появляется из бокового коридора, провожает долгим задумчивым взглядом ушедшего только что человека, и берёт её за руку. Рука у него неожиданно твёрдая и тёплая.
– Амелия, он вас недостоин.
Она вырывает руку и даёт ему пощёчину. Он не отворачивается и продолжает смотреть на неё.
– Выходите за меня, Амелия.
– Я опозорила себя, – говорит она безжизненным голосом. – Я пришла сюда одна. Я призналась в любви мужчине.
– Я никому не скажу. Вы были со мной, и я женюсь на вас. Будьте моей, Амелия.
И она даёт согласие.
– Ваше сиятельство. Ваше сиятельство. – Она перевела глаза на источник звука, моргнула. Обеспокоенный кавалер д’Боне повторил:
– Госпожа графиня, прибыл посланец от Великого герцога. Он хочет говорить с вами.
– Чего он хочет?
– Его господин желает обсудить условия капитуляции. Так он выразился.
Она глубоко вздохнула, приходя в себя.
– Великий герцог говорит о капитуляции? Он слишком торопится.
Амелия посмотрела на капитана, который, вопреки её пожеланию, не ушёл отдыхать, а стоял возле гобелена, расставив ноги в добротных башмаках, и заложив руки за ремень.
– Капитан Орсо, вы можете пока забрать своего пленника. Я закончу с ним позже. Господа, вы мне нужны. Встретим посла, как подобает.