Круглый год с литературой. Квартал четвёртый

Красухин Геннадий Григорьевич

Два десятка лет спустя, восстанавливая классическую кафедру, Соболевский всё-таки пригласил молодого тезку преподавать в МИФЛИ.

Мне анекдот нравится психологической точностью. Ну, невозможно представить себе Сергея Ивановича Радцига, распространяющего прокламации. Подобрать и с этим очутиться в полиции – другое дело. Мне думается, что и Соболевский, познакомившись с Радцигом поближе, понял это. Потому и позвал его преподавать.

А преподавателем, как я уже сказал, Радциг был превосходным. Он, кстати, и автор основных учебников, которые читали его студенты: «Истории древнегреческой литературы», «Введения в классическую филологию», «Античной мифологии».

* * *

Ну, кто не знает четырёхтомного «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимира Даля?

Менее известно, что этнограф, собиратель фольклора Владимир Иванович Даль, умерший 4 октября 1872 года, а родившийся 22 ноября 1801-го, собранные песни отдал Петру Васильевичу Киреевскому, а собранные сказки – Александру Николаевичу Афанасьеву. Его богатейшая коллекция лубков поступила в Императорскую публичную библиотеку и вошла впоследствии в издания Ровинского.

Отец Даля – обрусевший датчанин принял российское подданство вместе с именем Ивана Матвеевича. Был он богословом и медиком, знал немецкий, французский, английский, русский, идиш, латынь, греческий и древнееврейский языки. Мать Даля Мария Христофоровна знала пять языков. Так что Даль пошёл в родителей, свободно владел 12 языками и сверх этого понимал тюркские.

Для своих художественных произведений Даль взял псевдоним «Казак Луганский» в честь своего родного Луганска. Он считал своей родиной Россию и, посетив Данию, писал: «Ступив на берег Дании, я на первых же порах окончательно убедился, что отечество моё Россия, что нет у меня ничего общего с отчизною моих предков».

Вообще-то по образованию Даль был врачом: учился в Дерптском университете на медицинском факультете. Как врач, хорошо показал себя в русско-турецкой войне 1828–1829 гг. и в польской кампании 1831 года.

С марта 1832 года служил ординатором в Петербургском военно-сухопутном госпитале и вскоре стал знаменитостью города.

Позднее, оставив хирургическую практику, Даль не ушёл из медицины, пристрастившись к гомеопатии и офтальмологии. Ему принадлежит одна из первых статей в защиту гомеопатии.

Как литератора его прославили «Русские сказки из предания народного изустного на грамоту переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные Казаком Владимиром Луганским. Пяток первый» (1832). Ректор Дерптского университета пригласил Даля на кафедру русской словесности. При этом книгу приняли в качестве диссертации на соискание учёной степени доктора филологии. Но её отклонил как неблагонадёжную министр просвещения.

Это произошло из-за доноса на автора книги управляющего III отделением Н.А. Мордвинова. Мордвинов нашёл, что книга написана простым слогом, приспособленным для низших слоёв общества, и что в ней содержатся насмешки над правительством. Бенкендорф доложил об этом Николаю, и осенью 1832 года во время своего обхода в госпитале, где работает Даль, его арестовывают и привозят к Мордвинову. А тот отправляет его в тюрьму. Василий Алексеевич Жуковский, наставник наследника императора цесаревича Александра, объясняет ему, в какой филологической яме оказалось правительство с книгой Даля, рассказывает о врачебной деятельности Даля на войне, где Даль получил два ордена и медаль. Цесаревич пересказывает это отцу, и Николай распорядился освободить Даля.

Главное детище Даля «Толковый словарь», за первые выпуски которого он получил константиновскую медаль от Императорского географического общества, в 1868 году избран в почётные члены Императорской академии наук, а по завершении удостоен Ломоносовской премии, – так вот этот словарь издаётся с цензурными вымарками. Даль собрал ВСЕ слова живого языка, в том числе и скабрезные, матерные. И они объяснены Далем. Но при Николае, как в нынешней России, мат в печати – вне закона. Только в 1903 году вышло «исправленное и значительно дополненное издание, под редакциею проф. И.А. Бодуэна-де-Куртене», где вульгарно-бранная лексика дана в четвёртом томе. Но в советское время этим изданием пренебрегли, вернулись к цензурованному.

Даль работал над словарём 53 года жизни.

А кроме него, он выпустил ещё один капитальный труд «Пословицы русского народа». Поначалу он назвал его «Сборник пословиц» (1853) и, столкнувшись с цензурным запретом, вместо того, чтобы торговаться с цензурой, написал на титуле книги: «Пословица не подсудна». Только в 1862 году этот труд увидел свет.

Даль напечатал очень много книг разного характера. Он невероятно много сделал для своей родины России.

5 ОКТЯБРЯ

Читали ли вы такое стихотворение:

– Лаврентий Берия мужчиной сильным был. Он за ночь брал меня раз шесть… Конечно, Зимой я ела вишню и черешню, И на моем столе, Представь, дружочек, Всегда стояла белая сирень. – Но он преступник был, Как вы могли? – Да так, Я проходила мимо дома Чехова, Когда «Победа» чёрная подъехала И вылезший полковник предложил Проехать с ним в НКВД… О Боже, Спаси и сохрани!.. А за углом Был дом другой, И я ревмя ревела, Когда меня доставили во двор. Но расторопно-вежливый полковник Помог любезно выйти из машины, По лестнице провёл проходом узким И в комнате оставил у бильярда Наедине со страхом ледяным. Прошло минут пятнадцать… Я пришла В себя, Когда раскрылась дверь внезапно, И сам Лаврентий вышел из-за шторы И сразу успокоил, Предложив Сыграть в «американку» на бильярде. – Как это страшно!.. – Поначалу страшно, Но я разделась сразу, — В этом доме Красавицы порою исчезали, А у меня была малютка-дочь. Да и к тому же это был мужчина — В любое время деньги и машина, Какая широта, Какой размах! Я отдавалась, как страна – грузину, Шампанское – рекой, Зимой – корзины Сирени белой, Он меня любил!.. – Но он сажал, Расстреливал. Пытал!.. – А как бы ты с врагами поступал? Не знаешь… И поймёшь меня едва ли. А он ходил в батистовом белье, Мы веселились, Пили «Цинандали» И шёл тогда Пятидесятый год…

Стихотворение называется «Фрагменты диалога с Антониной Васильевой». Написано в 1977 году. Его автор Евгений Иванович Блажеевский (родился 5 октября 1947 года) прожил на свете относительно немного: умер 8 мая 1999-го на 52 году жизни. И, на мой взгляд, не дополучил той известности, которая выпала на долю его ровесников Ивана Жданова или Александра Ерёменко.

Хотя, по мне, он сильнее и того и другого.

Не знаю, почему так получилось, но в последнее время он, кроме журнала «Континент», нигде не печатался. А «Континент» в России во времена, когда публика переставала вообще что-либо читать, не был популярным журналом, как некогда.

Да и статьи о Блажеевском авторитетных и уважаемых критиков (например, Станислава Рассадина) печатал тот же «Континент».

Между тем, Блажеевский на глазах – от одного цикла стихов в «Континенте» до другого – вырастал в крупного поэта. Но, как сказал он сам, «для литературной известности часто важна маска, подменяющая собою живое лицо. Или, как теперь говорят, имидж – противное, жужжащее, как парикмахерская машинка, слово… Бессмысленно ставить телегу впереди лошади, но имидж впереди таланта можно, да ещё как…» Такой известностью Блажеевский брезговал. А другую в конце девяностых обрести уже было невозможно. Как некогда «эстрадная» поэзия хрущёвской оттепели, поэзия в эпоху позднего Ельцина или раннего Путина привлекала читателей тоже не своим духовным содержанием. От поэтов требовалось участие в конкурсах, номинированность на те или иные премии, получение их, – то есть как раз то, чем Блажеевский заниматься не хотел.