Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II
Шрифт:
Таинственные манипуляции с «манифестом» 3–4 марта 1917 г
Мы помним, сколь большие усилия приложили А. И. Гучков и заговорщики, чтобы государственный переворот, ими руководимый, закончился успехом. Мы помним, какое важнейшее значение придавали они манифесту об отречении Государя. Казалось бы, получив такой манифест или сфабриковав его, заговорщики должны были немедленно придать его гласности, объявить о нём всенародно. На деле, однако, этого не произошло.
В первую очередь, странной информационной блокаде была подвергнута Ставка в Могилёве, столь много сделавшая для успеха переворота. О состоявшемся отречении Государя в пользу своего брата А. И. Гучков отправил извещение
М. В. Алексеев в разговоре с М. В. Родзянко 3 марта сообщил, что ему около 2 часов ночи из Пскова протелеграфировали манифест{1023}.
То есть М. В. Алексеев получил от Н. В. Рузского текст проекта манифеста, отправленного в Псков накануне днём самим же Алексеевым.
Однако нет никаких признаков, что М. В. Алексеев полу чил текст манифеста об отречении в пользу Великого Князя Михаила Александровича. Ибо вплоть до 4 марта главнокомандующие не знали содержания этого текста, хотя, по словам М. В. Алексеева, он успел разослать его некоторым из них.
Скорее всего, М. В. Алексеев знал только то, что сообщил ему генерал Рузский со слов А. И. Гучкова: «Государь дал согласие на отречение от престола в пользу Великого Князя Михаила Александровича».
Если верить А. И. Гучкову и В. В. Шульгину подлинник манифеста имелся у них на руках.
В 0 ч 30 мин 3 марта полковник Болдырев сообщил в Ставку: «Манифест подписан. Передача задержана снятием дубликата, который будет вручён по подписании Государем депутату Гучкову, после чего передача будет продолжена»{1024}.
Сам А. И. Гучков на допросе ЧСК рассказывал, что сразу же после подписания манифеста Государем он и В. В. Шульгин в вагоне генерала Н. В. Рузского «ожидали, когда будет готов дубликат акта отречения. Через некоторое время нам его принесли, и мы выехали обратно».
Заметим, что Гучков ни словом не обмолвился о том, что он только что отправил телеграмму в Петроград и что манифест должен был быть передан шифром «начальнику главного штаба».
Утром 3 марта думские посланцы выехали в Петроград. «Один экземпляр я привёз, — рассказывал А. И. Гучков, — он, вероятно был оставлен в Сенате, а второй экземпляр остался, вероятно, в бумагах Северного фронта».
В час ночи 3 марта М. В. Алексеев в своей телеграмме объявил командующим о получении им телеграммы Н. В. Рузского об отречении Государя в пользу Великого Князя Михаила Александровича. Руководство Ставки и Северным фронтом, которых М. В. Родзянко так настойчиво убеждал в необходимости скорейшего манифеста об отречении, были уверены, что о манифесте можно и нужно немедленно объявить армии и начать присягать новому императору Михаилу. Однако самого текста манифеста в телеграмме Н. В. Рузского не приводилось. Что лишний раз доказывает, что никакого «дубликата» Гучков с собой из Пскова не увозил и Н. В. Рузскому на хранение не оставлял. Генерал М. В. Алексеев в телеграмме Ю. Н. Данилову приказал об отречении сообщить войскам округа, а по получении манифеста по телеграфу «передать его в части войск открыто и кроме того напечатать»{1025}.
Главнокомандующий армиями Западного фронта генерал А. Е. Эверт поспешил послать в Петроград на имя М. В. Родзянко телеграмму, в которой сообщал, что он объявил «войскам армий вверенного мне Западного фронта Манифест Государя Императора Николая II». Эверт писал, что он и его войска возносят молитвы Всевышнему «о здравии Государя Императора Михаила Александровича, о благоденствии Родины и даровании победы, приветствую вместе с вверенными мне войсками в вашем лице Государственную Думу, новое правительство и новый государственный строй»{1026}.
Однако эта телеграмма А. Е. Эверта никогда не была передана адресату, так как была задержана в Ставке генералом М. В. Алексеевым. Когда возмущённый А. Е. Эверт стал 5–6 марта допытываться, почему никто не знает о проявленной им лояльности к «новому государственному строю», он пожаловался А. И. Гучкову в Петроград. Временное правительство запросило М. В. Алексеева, и тот ответил, что телеграмма Эверта от 3 марта не была передана «из Ставки, так как её редакция уже не соответствовала тому государственному строю, который установился к моменту получения телеграммы»{1027}.
За этой туманной фразой скрывается таинственная интрига, которая развернулась вокруг «манифеста» Государя и «манифеста» Великого Князя Михаила Александровича. Не успел штаб генерала Рузского сообщить генералу Алексееву о манифесте, не успел Алексеев приказать объявить об этом войскам, как из Петрограда стали поступать новые вводные.
В 5 ч утра 3 марта генерал Н. В. Рузский был вызван по прямому проводу М. В. Родзянко и Г. Е. Львовым. М. В. Родзянко заявил Н. В. Рузскому, что «чрезвычайно важно, чтобы Манифест об отречении и передаче власти Великому Князю Михаилу Александровичу не был опубликован до тех пор, пока я не сообщу вам об этом. Дело в том, что с великим трудом удалось удержать более или менее в приличных рамках революционное движение, но положение ещё не пришло в себя и весьма возможна гражданская война. С регентством Великого Князя и воцарением Наследника Цесаревича помирились бы, может быть, но воцарение его, как императора, абсолютно неприемлемо. Прошу вас принять все зависящие от вас меры, чтобы достигнуть отсрочки»{1028}.
Ответ Рузского Родзянко не может не поражать отношением первого как к личности Императора Николая II, так и его державной воле, которая якобы была выражена только что подписанным манифестом: «Михаил Владимирович, скажите для верности, так ли я вас понял: значит всё остаётся по старому, как бы манифеста не было?»{1029} (выделено нами. — П. М.).
Очевидно, что Н. В. Рузского совершенно не интересует ни мнение, ни воля царя, так же как и вопрос существования или отсутствия манифеста об отречении. Всё для главкосева определялось исключительно позицией Родзянко.
Собственно, Н. В. Рузского вовсе не волновала и судьба монархии. Узнав от М. В. Родзянко, что сформировано Временное правительство с князем Г. Е. Львовым во главе, Рузский сказал: «Хорошо. До свидания. Не забудьте сообщить в Ставку, ибо дальнейшие переговоры должны вестись в Ставке»{1030}.
М. В. Родзянко «не забыл» сообщить в Ставку то, что он сказал Рузскому. В 6 утра он связался по телеграфу с М. В. Алексеевым и сказал: «Настойчиво прошу вас не пускать в обращение никакого манифеста до получения от меня соображений, которые одни сразу смогут прекратить революцию»{1031}.