Круговая подтяжка
Шрифт:
– Правда в том, – нехотя произнес Азарцев, – что я действительно, вопреки здравому смыслу, сделал девочке операцию бесплатно. Осуществил, так сказать, благотворительную акцию. В чем теперь глубоко раскаиваюсь. Где деньги, я не знаю, но я их не брал. Очевидно, произошло какое-то недоразумение.
– Ой, врет и не крестится! – закричала Нонна Петровна. – И не стыдно тебе обирать бедняков! Ведь эти деньги у нас были последние! Мы квартиру поменяли, в коммуналку въехали, чтобы деньги-то эти выручить, а он нас ограбил! – И Нонна Петровна зарыдала.
– Денег
– Дочка моя врать не будет! – Нонна Петровна смотрела на Голову и утирала слезы руками. Тот поморщился, ибо не любил шума и крика, после травмы у него и без того часто болела голова.
– Идите. Я решу ваш вопрос.
Нонна Петровна перекрестилась и ушла, часто кланяясь и пятясь задом. Охранник затворил за ней дверь. В кабинете на минуту воцарилось молчание. Юля напряглась. Она почувствовала, что сейчас произойдет что-то из ряда вон выходящее.
– Но я действительно не брал деньги! – счел нужным повторить Азарцев.
– Э-э, брал, не брал – какая разница! – Лысая Голова больше не смотрел на него и говорил о нем, уже как об отсутствующем человеке. «Может, доктор думает, что он здесь начальник? Даже, может быть, хозяин? Он очень ошибается. Он только один из винтиков в той огромной машине, которая называется бизнесом и которая движется силой, деньгами и связями».
«Но в принципе, что он может мне сделать? – обдумывал и Азарцев. – Разорить меня ему невыгодно, я ведь тогда не смогу отдать ему долги… И в конце концов, земля-то оформлена на меня! Это ведь собственность еще моих родителей…»
Очевидно, то же самое обдумывал и Лысая Голова.
– Чтобы ты навсегда отучился поступать опрометчиво, плюс к тем деньгам, которые требует адвокат пациентки из ЦКБ, ты должен будешь заплатить еще штраф. – И Лысая Голова назвал цифру, равную стоимости азарцевской квартиры на Юго-Западе.
– Да ты что, рехнулся? – не сдержался Азарцев. – Какой штраф? А я где буду жить?
– Деньги надо внести сегодня же, – невозмутимо продолжал Лысая Голова. Лицо его стало похоже на прежнюю страшную маску, и до Азарцева наконец дошло, что шуткам пришел конец.
– За что штраф? – встал он перед Лысой Головой. – За то, что я сделал девочке операцию? Но если бы я не делал такие операции, я и тебе не смог бы помочь в свое время. У тебя ведь были такие же ожоги. Извини, что приходится тебе об этом напоминать.
– У себя на кухне лягушек можешь резать, когда хочешь, – сощурил глаза Лысая Голова. – А здесь не твоя личная кухня, сюда вложен большой капитал. И не только мой. Вот за это заплатишь штраф. А за то, что деньги взял себе в карман, штрафа мало. За это нужно положить жизнь.
– Но я же не брал никаких денег! Юля, скажи ему! Я не мог их взять себе! – Азарцев не понимал, как могут, как смеют они его подозревать.
– Господи, сколько раз я говорила тебе, что ты – идиот, Азарцев, – сказала Юля, не глядя на него. – Зуд у тебя хирургический в одном месте, видите ли, открылся! Зачем ты взял эту девчонку на операцию, ведь я же говорила тебе,
– Значит, ты веришь, что я не брал деньги?
– Не обо мне сейчас речь! – Юля выразительно кивнула на Лысую Голову. – Ты вот его убеди, что у тебя не было никаких личных мотивов… Откуда я знаю, может, ты сам на эту девчонку глаз положил?
– Как ты можешь, Юля! – У Азарцева возникло ощущение, будто его подняли высоко над землей и там оставили. А тело его вывернули наизнанку, вытряхнули, как старый коврик, и бросили. И теперь он, бесплотный и неживой, взирает на всю картину сверху, уже не в состоянии принять в ней никакого участия.
– Сможешь заплатить к вечеру? – повернулся к нему Лысая Голова.
– Если бы я действительно брал левые деньги, тогда смог бы, – сказал Азарцев. – А так – извини! У меня денег нет.
– Не хочешь платить – сделаем так, – снова пожевал губами Лысая Голова и посмотрел на часы. – Или к семи часам вечера на этом столе должны лежать деньги, или ты подписываешь документы на дарственную.
– Какую дарственную? – Сердце у Юли забилось сильно-сильно.
– Дарственную на землю и на все строения на ней, включая большой и малый дома… – Лысая Голова еще пожевал.
Юля подумала: «Неужели все заберет себе?»
Лысая Голова закончил фразу:
– …пока подаришь Юлии. А там посмотрим, как пойдут дела. Нотариуса я пришлю. – Он встал и направился к двери. Юля, запнувшись за ковер, с блуждающей улыбкой побежала за ним. Наступила тишина. Только щебетали в холле экзотические птицы.
– Ну, вот и все, – сказал себе Азарцев и запер дверь. Юлия, проводив Лысую Голову, стучала к нему, но он не открыл. Он переписал все свои файлы из компьютера на флешку, собрал книги, атласы, инструменты, попрощался с операционной сестрой Лидией Ивановной и оставшееся до семи часов время провел в буфетной за бесчисленным количеством чашек кофе и рюмок с коньяком. Юлия больше тоже не выходила. Что она делала в своем кабинете, не знал никто. А Юля стояла два часа перед зеркалом, разглядывала себя, улыбалась и думала, что вот, наконец, таким странным образом ее мечта сбылась. Немного она думала и об Азарцеве.
– Он, конечно, Дон-Кихот, но я его не оставлю. – Она не могла сдержать радостную улыбку. – Ну если человек не может правильно руководить большой клиникой, он должен передать свое место другому. А оперировать – да пускай! На здоровье! Никто же не запрещает! Наоборот, даже зарплату положу ему приличную. – Она стала обдумывать, какую бы зарплату дать Азарцеву, но почему-то каждый раз ей казалось, что она хочет предложить ему слишком много. «Ну, ладно, решу это потом!» – сказал она себе и с каким-то упоением стала красить губы новой, только что открытой помадой.