Круговая подтяжка
Шрифт:
– Правда в том, – нехотя произнес Азарцев, – что я действительно, вопреки здравому смыслу, сделал девочке операцию бесплатно. Осуществил, так сказать, благотворительную акцию. В чем теперь глубоко раскаиваюсь. Где деньги, я не знаю, но я их не брал. Очевидно, произошло какое-то недоразумение.
– Ой, врет и не крестится! – закричала Нонна Петровна. – И не стыдно тебе обирать бедняков! Ведь эти деньги у нас были последние! Мы квартиру поменяли, в коммуналку въехали, чтобы деньги-то эти выручить, а он нас ограбил! – И Нонна Петровна зарыдала.
– Денег
– Дочка моя врать не будет! – Нонна Петровна смотрела на Голову и утирала слезы руками. Тот поморщился, ибо не любил шума и крика, после травмы у него и без того часто болела голова.
– Идите. Я решу ваш вопрос.
Нонна Петровна перекрестилась и ушла, часто кланяясь и пятясь задом. Охранник затворил за ней дверь. В кабинете на минуту воцарилось молчание. Юля напряглась. Она почувствовала, что сейчас произойдет что-то из ряда вон выходящее.
– Но я действительно не брал деньги! – счел нужным повторить Азарцев.
– Э-э, брал, не брал – какая разница! – Лысая Голова больше не смотрел на него и говорил о нем, уже как об отсутствующем человеке. «Может, доктор думает, что он здесь начальник? Даже, может быть, хозяин? Он очень ошибается. Он только один из винтиков в той огромной машине, которая называется бизнесом и которая движется силой, деньгами и связями».
«Но в принципе, что он может мне сделать? – обдумывал и Азарцев. – Разорить меня ему невыгодно, я ведь тогда не смогу отдать ему долги… И в конце концов, земля-то оформлена на меня! Это ведь собственность еще моих родителей…»
Очевидно, то же самое обдумывал и Лысая Голова.
– Чтобы ты навсегда отучился поступать опрометчиво, плюс к тем деньгам, которые требует адвокат пациентки из ЦКБ, ты должен будешь заплатить еще штраф. – И Лысая Голова назвал цифру, равную стоимости азарцевской квартиры на Юго-Западе.
– Да ты что, рехнулся? – не сдержался Азарцев. – Какой штраф? А я где буду жить?
– Деньги надо внести сегодня же, – невозмутимо продолжал Лысая Голова. Лицо его стало похоже на прежнюю страшную маску, и до Азарцева наконец дошло, что шуткам пришел конец.
– За что штраф? – встал он перед Лысой Головой. – За то, что я сделал девочке операцию? Но если бы я не делал такие операции, я и тебе не смог бы помочь в свое время. У тебя ведь были такие же ожоги. Извини, что приходится тебе об этом напоминать.
– У себя на кухне лягушек можешь резать, когда хочешь, – сощурил глаза Лысая Голова. – А здесь не твоя личная кухня, сюда вложен большой капитал. И не только мой. Вот за это заплатишь штраф. А за то, что деньги взял себе в карман, штрафа мало. За это нужно положить жизнь.
– Но я же не брал никаких денег! Юля, скажи ему! Я не мог их взять себе! – Азарцев не понимал, как могут, как смеют они его подозревать.
– Господи, сколько раз я говорила тебе, что ты – идиот, Азарцев, – сказала Юля, не глядя на него. – Зуд у тебя хирургический в одном месте, видите ли, открылся! Зачем ты взял эту девчонку на операцию, ведь я же говорила тебе, не смей! А если теперь она еще и умрет? Как ты не понимаешь, что это быдло, наши больные сто раз могут нас подставить! Откуда ты знаешь, где она шлялась, чтобы заработать такое осложнение! Да может она после твоей чертовой операции трахалась с целым вагоном своих дружков. А теперь ее мамаша корчит тут оскорбленную невинность!
– Значит, ты веришь, что я не брал деньги?
– Не обо мне сейчас речь! – Юля выразительно кивнула на Лысую Голову. – Ты вот его убеди, что у тебя не было никаких личных мотивов… Откуда я знаю, может, ты сам на эту девчонку глаз положил?
– Как ты можешь, Юля! – У Азарцева возникло ощущение, будто его подняли высоко над землей и там оставили. А тело его вывернули наизнанку, вытряхнули, как старый коврик, и бросили. И теперь он, бесплотный и неживой, взирает на всю картину сверху, уже не в состоянии принять в ней никакого участия.
– Сможешь заплатить к вечеру? – повернулся к нему Лысая Голова.
– Если бы я действительно брал левые деньги, тогда смог бы, – сказал Азарцев. – А так – извини! У меня денег нет.
– Не хочешь платить – сделаем так, – снова пожевал губами Лысая Голова и посмотрел на часы. – Или к семи часам вечера на этом столе должны лежать деньги, или ты подписываешь документы на дарственную.
– Какую дарственную? – Сердце у Юли забилось сильно-сильно.
– Дарственную на землю и на все строения на ней, включая большой и малый дома… – Лысая Голова еще пожевал.
Юля подумала: «Неужели все заберет себе?»
Лысая Голова закончил фразу:
– …пока подаришь Юлии. А там посмотрим, как пойдут дела. Нотариуса я пришлю. – Он встал и направился к двери. Юля, запнувшись за ковер, с блуждающей улыбкой побежала за ним. Наступила тишина. Только щебетали в холле экзотические птицы.
– Ну, вот и все, – сказал себе Азарцев и запер дверь. Юлия, проводив Лысую Голову, стучала к нему, но он не открыл. Он переписал все свои файлы из компьютера на флешку, собрал книги, атласы, инструменты, попрощался с операционной сестрой Лидией Ивановной и оставшееся до семи часов время провел в буфетной за бесчисленным количеством чашек кофе и рюмок с коньяком. Юлия больше тоже не выходила. Что она делала в своем кабинете, не знал никто. А Юля стояла два часа перед зеркалом, разглядывала себя, улыбалась и думала, что вот, наконец, таким странным образом ее мечта сбылась. Немного она думала и об Азарцеве.
– Он, конечно, Дон-Кихот, но я его не оставлю. – Она не могла сдержать радостную улыбку. – Ну если человек не может правильно руководить большой клиникой, он должен передать свое место другому. А оперировать – да пускай! На здоровье! Никто же не запрещает! Наоборот, даже зарплату положу ему приличную. – Она стала обдумывать, какую бы зарплату дать Азарцеву, но почему-то каждый раз ей казалось, что она хочет предложить ему слишком много. «Ну, ладно, решу это потом!» – сказал она себе и с каким-то упоением стала красить губы новой, только что открытой помадой.