Круговая подтяжка

Степановская Ирина

Мать придвинулась к Нике ближе. И девочка, сообразив, что отступать уже некуда, сказала так громко, как только могла:

– Брал!

Азарцев, весь побледнев, почувствовал такое опустошение в душе, какое бывает у врача, когда он, надеясь на хороший исход, из-за какой-нибудь несущественной мелочи, какой-нибудь ерунды вдруг теряет больного. Руки у него опустились, он не знал, ни что сказать, ни что ему делать.

– Не станет моя девочка врать! – победно произнесла Нонна Петровна.

– А

вы все время были дома, после того, как привезли из клиники девочку? – тихо спросил Азарцев.

– А это какое имеет значение? – язвительно поинтересовалась Никина мать.

– Я думаю, что в ваше отсутствие произошло нечто такое, что и привело к этому осложнению, – Азарцев показал на лицо Ники, – и заставило девочку говорить неправду. Я сейчас не могу вам ничего доказать, но со временем, очевидно, загадка раскроется. А сейчас ее надо лечить. Собирайся, поехали!

– А дома нельзя? – сделала жалобные глаза Ника. Ей все-таки было немного стыдно, что она наврала. «Но ведь ему все равно ничего не будет!» – думала она о докторе.

– Дома нельзя! – твердо сказал Азарцев и подумал: «Больно ты мне нужна, вруха такая! Не для тебя я уже теперь стараюсь, а для себя». – Если останешься дома, может быть хуже, чем было. Собирайся!

– Собирайся, Ника! – приняла решение и Нонна Петровна. – Сегодня переночуешь в больнице, а завтра я возьму отгул и подъеду к тебе. И подъеду с адвокатом! – угрожающе сказала она Азарцеву.

– Я вас видеть не хочу! – ответил Владимир Сергеевич. – И если бы не это… осложнение, – он хотел подобрать слово посильнее, но все они были непечатные, – я бы близко больше к вам не подошел. И к тебе тоже! – посмотрел он на Нику.

– Каждое слово может быть использовано против вас! – парировала Нонна Петровна. Эту фразу она слышала в каком-то кино.

Дверца машины захлопнулась, Азарцев увез Нику, Нонна Петровна запахнула поплотнее цветастый платок и отправилась к соседке за консультацией.

– Мне нужен хороший недорогой адвокат! – огорошила она ее прямо с порога.

Лысая Голова явился на следующий день к девяти часам. Выглядел он раздраженным и усталым. От его прежней показной ласковости не осталось и следа.

– Ну, чё тут у вас творится, в натуре? – сказал он голосом бывшего урки, приехавшего распекать подчиненных-лохов. – Нехорошо! – заключил он, выслушав Юлин рассказ, посмотрел документы, оценил претензии и, сморщившись, стал жевать губами, как будто пытался поймать во рту зубочистку «Ишь ты, – подумал Азарцев. – А раньше, до операции, он так кривиться не мог. Пишу и то не мог толком разжевать!»

– Я думаю, нашей вины в том, что пациентка уехала, нет! – твердо сказал он. – И значит, деньги платить мы не обязаны!

– Мы-то не обязаны, – протянул Лысая

Голова, как бы о чем-то раздумывая. Он посмотрел на Азарцева, и глаза его опасно блеснули. У него созрело решение. – Давай договоримся с тобой так, – он чуть наклонился к Азарцеву, как боец, собирающийся сделать противнику подсечку, – ты внесешь в кассу свои деньги. В размере этой претензии. И после этого можешь судиться! Выиграешь процесс – честь тебе и хвала. Деньги, кроме судебных издержек, возвращаешь себе. Проиграешь процесс – извини! Деньги отойдут мне.

– Но ведь стоимость операции – это цена моей машины, – не мог поверить своим ушам Азарцев.

– Что делать, милый! Зачем такую дорогую машину покупал! – Лысая Голова с издевкой прищурился.

– Я же не могу отвечать за все форс-мажорные обстоятельства. – Азарцев недоумевал. Какой смысл Лысой Голове его топить?

– А это не форс-мажорные обстоятельства, – медленно, будто пел унылую азиатскую песню, протянул Лысая Голова. – Эти деньги – цена твоей беспечности, мягкотелости, неумения вести дело. Тебе, дорогой, надо учиться на своих ошибках.

Юлия молчала. Дверь в кабинет приоткрылась, и на пороге показался охранник, со смущенным видом сообщивший, что в клинику рвется какая-то тетка и грозится вывести всех на чистую воду.

«Нонна Петровна пожаловала, собственной персоной», – подумал Азарцев. Ему почему-то стало смешно и страшно, он почувствовал себя словно школьник, которого обвиняют в хулиганстве, вызывают родителей, пугают директором, в то время, как он совершенно не виноват.

– Что еще за тетка? – повернула голову к охраннику Юля.

– А мы сейчас узнаем, – так же медленно сказал Лысая Голова. – Зови ее сюда.

«Прямо Дон Карлеоне», – мелькнуло у Азарцева.

Охранник исчез, и через секунду в дверях действительно появилась Нонна Петровна. Смутившись вначале, глядя на охрану, подавленная дорогой обстановкой, она, тем не менее, сразу разобрала, что главной фигурой среди присутствующих является Лысая Голова, и интуитивно поняла, что следует обращаться именно к нему.

– Справедливости требую и заступиться прошу за бедную женщину! – Со слезами в голосе она сделала вид, что хочет повалиться перед Лысой Головой на пол.

– Слушаю вас! – проговорил он.

Сбиваясь и путаясь, Нонна Петровна рассказала, что ее дочери в клинике была сделана операция и что после этой операции получилось ужасное осложнение. Договор на операцию с дочерью не был заключен, а деньги доктор взял и, очевидно, положил к себе в карман. Сейчас же он утверждает, что денег никаких не видел и ее дочь нагло врет.

– Это правда? – угрожающе спросил Лысая Голова у Азарцева. Его и так от природы узкие глаза теперь превратились в щелочки.