Крушение карьеры Власовского
Шрифт:
— Так что же ему от тебя в конце концов надо? — уже спокойнее спросил Власовский.
И Максим Леонидович все так же шепотом, но довольно связно изложил, чего от него добивались.
Таинственный клиент — им был не кто иной, как Франц Каурт, — через дядю пытался воздействовать на племянника.
Несомненно, анонимные письма и другие меры подобного порядка делают свое дело, но этого явно недостаточно. Последняя инструкция Петер-Брунна обязывала Каурта как можно быстрее завершить дело с профессором Сенченко. Тем более,
— Главное — сделать так, чтоб он драпанул, — уточнил Гонский предъявленные ему «клиентом» требования.
— Черт возьми! Это ведь не так просто! — вырвалось у Виктора Владиславовича.
Подумать только! Ввязаться в такую игру и особенно сейчас, когда он наконец заручился могучей поддержкой!
С ненавистью взглянул он на старика в пестром халате.
— Да, но мои служебные перспективы! — почти простонал Власовский.
— Эх, Витенька, лучше спасти голову, чем волосы, — нашептывал старик. — Такая головушка, как у тебя, еще придумает многое… многое…
И действительно, комбинаторский мозг Власовского уже выискивал лазейку. Даже в этом, казалось, безвыходном положении, он усмотрел выгодную сторону. Ведь ответственность за бегство ученого падет на Важенцева!.. Это он либеральничал с Сенченко. Интересно посмотреть, как вывернется эта ходячая добродетель, эта мямля.
Оживился и дядя Мока, учуяв перелом в настроении племянника.
— Говоря по душам, Витюк, не все ли тебе равно, что станется с этим профессором. Хрен с ним! У нас свои заботы…
Дядя и племянник снова обменялись взглядами. Теперь они светились взаимным пониманием.
Мирно тикали часы с позеленевшими богинями, попахивало нафталином.
И два человека молча сидели за столиком с затейливо изогнутыми ножками.
Сейчас это были снова свои люди.
Глава пятнадцатая
На весах жизни
В тот самый вечер, когда подполковник Сумцов понял, что он нашел верный ключ к делу Сенченко, Инна Зубкова впервые задумалась над путями своей собственной жизни.
В стареньком халатике, с лицом, распухшим от слез, девушка сидела у окна.
Только что Инна выдержала бурное объяснение с родителями. Папа грохотал, а мама плакала. И все потому, что ей захотелось похвастаться — проклятый характер!
Стоило зайти Зойке со своей сухопарой мамашей Сусанной Яковлевной, и словно за язык кто ее потянул: мол, талантливых молодых ученых у нас просто затирают. А когда гости удалились и мама напрямик спросила, о каком это талантливом ученом шла речь, она взяла и бухнула:
— Ты, мамахен, за меня еще порадуешься? Ты еще узнаешь!
Тогда заговорила «тяжелая артиллерия» — папаша, до сего времени мирно дремавший над журналом.
— Опять нашла себе какого-нибудь Генку!.. — очнувшись, не без ехидства посмотрел
Разгорелся спор. А в пылу опора она неосторожно заявила, что свои слова может подтвердить даже документально.
Тут уже насели на нее оба — папаша и мамаша. Пришлось рассказать если не все, то по крайней мере многое.
И все же папа напирал на документальные доказательства.
— Я сама видела прекрасную характеристику.
— На бланке, — настаивал папаша, — и с печатью?
— Конечно, — подтвердила Инна. Ведь она действительно в свое время самым внимательным образом изучила характеристику, показанную ей Анатолием Коровиным. — И подпись там самого Удодова.
— Позволь, — насторожился папаша. — Удодова я отлично знаю. Когда я работал в Академии наук, он тогда тоже был там. Выходит, он этому субчику характеристику выдал задним числом? — иронически спросил отец.
— Но почему задним числом? Я хорошо запомнила: на характеристике стояла дата восьмое декабря тысяча девятьсот сорок четвертого года.
— А тогда в Академии наук Удодова и в помине не было. Удодов в то время работал в Комитете по делам высшей школы. Тут, дочка, что-то не так…
— И я это отлично помню: Удодов тогда работал в Комитете высшей школы, — поддержала мамаша. — Твой кавалер тебя за нос водит…
Надо сказать, что чрезвычайно далекая от науки Зубкова-старшая все же была в курсе служебных перемещений руководящих работников научного мира. Недаром ее муж более чем двадцать лет служил по хозяйственной части в системе Академии наук.
В результате родители категорически заявили, чтоб она немедленно предъявила им эту злополучную характеристику. Кроме того, они потребовали, чтоб она познакомила их с «выдающимся ученым». Они сами определят, кто это: порядочный человек или опять какой-нибудь шарлатан вроде Генки…
Напрасно она пыталась доказать, что это невозможно, что это помешает ученому — он ведет сейчас борьбу с интриганами от науки, — и, наконец, что он вообще замкнутый человек, — ничего не помогло.
Привело это лишь к тому, что папа рявкнул: «В таком случае можешь убираться из дому». И даже мама на этот раз за нее не вступилась.
И вот в этом противном штапельном халатике она сидит у окна, всхлипывает и размышляет, что же ей делать.
Как она скажет про все это своему возлюбленному? Ведь Толя столько раз предупреждал ее: об их знакомстве — никому ни слова!
Но ужасно даже не это. Главное, что и у самой Инны в глубине души зародилось подозрение: не обманывает ли ее в самом деле Анатолий? Не использована ли ее женская слабость и доверчивость так же подло, как это уже было — увы! — не один раз? Неужели у каждой выдающейся, интересной женщины должна быть своя «Дорога на эшафот»?