Крушение «Красной империи»
Шрифт:
Я говорю: «Зеленков едет домой — держи связь со мной, а как начальник штаба появится дома, пусть едет на КП».
Думаю: если я сейчас поеду, руководить некому будет… Гости в комнате, я в шинели стою в коридоре, держу трубку, один сапог надет. Оперативный постоянно сообщает мне информацию, я ему ставлю задачи: проверить, есть ли какие наши самолеты в этом районе, может быть, вышла из строя аппаратура…
— Разве было непонятно, что это за самолет?
— Откуда? На запрос он не отвечал! Мы видим только отметку на экране — она такая же, как у RC-135, это разведчик,
— Но ведь в воздухе были подняты наши истребители…
— Мне доложили, что на самолете какие-то иероглифы, и те полчаса или минут двадцать, пока все продолжалось, у меня голова работала как компьютер, все прокручивала: откуда иероглифы?! Никаких трасс, где бы летали азиатские самолеты, не было. Я вспомнил, что, когда к нам должен был прилететь Эйзенхауэр, прилетел Пауэрс, и тогда Эйзенхауэр не прилетел. А назавтра Брежнев должен лететь на переговоры к федеральному канцлеру в Германию… Мало ли кто хочет сорвать этот визит? Но ведь я не мог не выполнить приказ, который требовал однозначно: самолет-нарушитель военного ведомства — а я другого не предполагал — должен уничтожаться. Хотя мы его принуждали к посадке.
— То есть он имел возможность приземлиться…
— Безусловно! Вот в 1970 году на Курилах был посажен американский военный самолет, который вез из Америки во Вьетнам из отпуска 300 с лишним солдат. Самолет заблудился, ему дали команду на приземление, он приземлился, и четыре дня, пока вели расследование, они сидели на маленьком аэродромчике. Там было 19 стюардесс — пришлось для них туалет рыть. «Сверху» приказали кормить всех авиационным пайком, и эти триста с лишком американских лоботрясов съели весь годовой запас летного пайка… Но никаких эксцессов не было.
— А этот «Боинг» посадить пытались?
— Конечно. Подняли истребители, засветили все аэродромы, принуждаем к посадке… Поступает информация, что своих самолетов в воздухе нет — все ведомства запросили… А он идет, не выполняет команды.
Самойлов докладывает: «Остается четыре минуты, он уже поворачивает в сторону Финляндии».
Некоторые товарищи, что тогда были у меня дома, говорят: «Не надо!»
«Три минуты!» — сообщает Самойлов.
Я говорю: «Включай всю записывающую аппаратуру. Цель такую-то — уничтожить!»
Все… Тут оперативный доложил, что на КП прибыл Зеленков. Я — в машину, помчался туда, и три дня был «в бегах».
— Владимир Сергеевич, а разве вы с Москвой тогда не связывались?
— Оперативный сообщил, что дежурный генерал на ЦКП запрашивает, каково мое решение. То есть мне, командующему, никто не мешал, и я, проанализировав массу разных факторов, известных здесь, на месте, сам принимал решение… Я был за него ответственным. Вот что такое были Войска ПВО!
— Потом ваши действия получили соответствующую оценку.
— Конечно. Расследование проводила высокопоставленная комиссия, которую возглавлял маршал авиации Пстыго, а от ПВО комиссию возглавлял маршал Савицкий. Присутствовал генерал из КГБ, хороший такой товарищ, он дал Андропову шифровку, что командующий в соответствии с действующими документами принял правомерное решение, а войска его выполнили… Кстати, Иван Иванович Пстыго мне тогда сказал: «Если бы я на гражданском самолете залетел в Америку, меня никто бы к посадке не принуждал. Меня могли бы только сбить!»
— Вы видели этот «Боинг»?
— Тем же вечером я летал к месту посадки. Чтобы вывезти пассажиров, начальник Генштаба Огарков приказал мобилизовать вертолеты Ленинградского округа. Оставались командир корабля, штурман, малаец, учившийся у нас в «Лумумбе», — за переводчика и еще два члена экипажа. Командир экипажа был опытный: воевал во Вьетнаме, полковник ВВС США. Из Орли — через Северный полюс и Канаду — в Сеул летал уже десять лет. Оказалось, что в последний раз по этой трассе он летел десять дней назад, с этим же экипажем, в простых погодных условиях.
«Как же, — спрашиваю, — вы оказались на Кольском, если прошли уже траверз Гренландии и подходили к Северному полюсу? Он говорит:
— У нас отказала навигационная аппаратура.
— Почему вы не включили SOS? Почему со слетанным экипажем вы не унюхали, что развернулись на 180 градусов? Вы видели перехватчик? Почему вы не выполняли команды? Вы видели на земле засвеченные аэродромы, полосы?
— Мы боялись!
— Чего боялись? С какой целью вы летели, непонятно, но это не мое дело. Мое дело — охранять воздушное пространство, а кто там будет с вами разговаривать, что спрашивать — это его дело».
— Что потом стало с этим самолетом?
— Ракета оторвала примерно четыре метра левой плоскости, мы насчитали до 400 пробоин. Два убитых и 11 раненых… Но машина мощная, и пилот отличный! Ночью, на незнакомой местности, он сделал несколько кругов, выбрал озеро и приземлился на лед, выскочив носом на берег, чтобы не утонуть. Говорю: «Я восхищен уровнем вашей подготовки, но совсем не восхищен вашими действиями!» Так как к этому озеру даже дороги не было, то компании было дешевле купить новый «Боинг», чем пытаться этот вывезти. Так самолет там и оставили.
Но, признаюсь, тут мне главный инженер авиации говорит:
— Товарищ командующий, какие кресла! Давайте на ваш самолет поставим!
— Ладно, с паршивой овцы — хоть шерсти клок!
Он снял 12 кресел и установил их на мой Ил-14, на котором когда-то Хрущев летал.
— Очень правильно! А что потом было с экипажем «Боинга»?
— Пассажиров через сутки перевезли в Мурманск, оттуда — в Хельсинки… А вскоре в газетах сообщили, что командир корабля и штурман обратились к советскому руководству с просьбой их простить. Когда их освободили, то они в Корею не поехали, потому как нанесли величайший ущерб компании, и, как шел разговор, куда-то смылись.