Крушение мировой революции. Брестский мир

Фельштинский Юрий Георгиевич

Стоящий перед советским руководством выбор был достаточно неприятен. Можно было либо оставаться слабой коммунистической державой и при схлынувшей революционной волне в Европе надеяться на милость капиталистических соседей (на что, конечно же, по мнению советского руководства, в долгосрочном плане рассчитывать не приходилось); либо стать сильной страной, опираясь на капиталистические реформы внутри СССР, на рыночную экономику, на капиталистическую же помощь из-за границы. Но это значило перестать быть страной коммунистической, по крайней мере в экономическом отношении. Получалось, что ни в том, ни в другом случае нельзя было построить социализма в отдельной стране, в Советском Союзе. И именно поэтому Троцкий выступил против этой теории и продолжал настаивать на мировой революции, которая, разумеется, не означала немедленного развязывания революционной войны, но подразумевала ставку, в первую очередь, на экспорт революции, а во вторую — на строительство собственной сильной военно-промышленной базы, способной на военную интервенцию против стран «капиталистического окружения» (но ни в коем случае не наоборот). Однако в то время, как Троцкого интересовали теоретические выкладки, сторонников теории социализма в одной стране интересовал сам Троцкий. Наследниками Ленина с ним давно уже велась борьба, целью которой было отстранение Троцкого от власти. Сам Троцкий, по крайней мере, до конца 1925 года не понимал, что с ним борются не из-за реальных идеологических или политических расхождений. Кажется, в этом смысле он был удивительно наивен и не подозревал, что в большевистской партии существует такое примитивное явление, как борьба за власть. В 1925 году, затравленный своими коллегами, он добровольно покинул военный комиссариат, последнюю свою крепость, и по существу сдался на милость победителей — Сталина, Зиновьева, Каменева и Бухарина, выступавших тогда против Троцкого единым блоком.

В этой борьбе Троцкий не мог победить хотя бы уже потому, что не вел ее «по-большевистски». Понадобился разрыв Сталина с Зиновьевым и Каменевым и блок Зиновьева с Троцким, чтобы последний начал бороться хотя бы с помощью своего достаточно бойкого пера. Однако никакой левой оппозиции Троцкого в то время еще не существовало, и все попытки, в том числе и самого Троцкого, представить дело так, будто левая оппозиция оформилась еще в 1923 году, при жизни Ленина, следует считать фальсификацией. В 1923 году в партии действительно возникла оппозиционная группа, только Троцкий к ней не имел никого отношения. Левая оппозиция Троцкого в действительном смысле этого слова появилась в декабре 1925 года, после блока Зиновьева с Троцким.

Однако наступивший 1926 год был не лучшим годом оппозиционеров. Признаваться партии в том, что речь идет о борьбе за власть между Сталиным-Бухариным, с одной стороны, и Троцким-Зиновьевым, — с другой, было достаточно невыгодно: оппозиционеров это привело бы к непременному поражению, так как партийный аппарат в этом случае, конечно же, поддержал бы руководство уже стоящее у власти, а не свергнутых конкурентов. Для серьезной политической борьбы необходима была платформа; для платформы — очевидные разногласия. Разногласия эти нужно было сформулировать как в вопросах внутренней политики, так и в вопросах политики внешней. Во внутренней политике разногласия было сформулировать просто: критика НЭПа слева и призыв, по существу, к возврату военного коммунизма.

Сложнее было с разногласиями внешнеполитическими. Первоначально оппозиция пыталась формулировать их по вопросу о генеральной стачке в Англии. Однако эта тема откровенно не интересовала партийные низы. А распространенный оппозицией в июле 1926 года документ о генеральной стачке в Англии, написанный ужасным языком и подписанный Зиновьевым, Троцким, Каменевым, Пятаковым и Крупской, в целом, следует считать крайне неудачным. Неясно, к чему бы привели поиски расхождений во внешнеполитической программе, если бы не начавшаяся в Китае революция. Для формирования левой оппозиции этого было больше чем достаточно. Подвергая правительство критике слева, оппозиция утверждала, что Сталин с Бухариным ведут в Китае оппортунистическую политику, обрекая китайскую революцию на поражение. В тактическом отношении оппозиция заняла, по существу, беспроигрышную позицию: в случае поражения революции в Китае она могла утверждать, что в этом виновата оппортунистическая политика Сталина-Бухарина; в случае победы -что победа одержана благодаря бдительной критике со стороны оппозиции и тому, что правительство последовало указаниям оппозиционеров.

Левая оппозиция по вопросу о китайской революции несколько походила на левую оппозицию против Брестского мира. Очевидно и то, что сталинско-бухаринская политика в отношении китайской революции во многом повторяла ленинскую политику «брестской передышки». Но если Ленин боялся как таковой победы коммунистической революции в Германии и уготовленной для него в этом случае второстепенной роли, Сталин, судя по всему, опасался совсем другого. Он понимал, что коммунистическая революция в Китае приведет к гражданской войне и распаду слабого китайского государства. В эту гражданскую войну неизбежно вмешается Япония и без труда одержит в Китае победу. Советская же интервенция в Китай приведет лишь к советско-японскому конфликту. А к столкновению с Японией Советский Союз в 1927 году готов не был. По этим причинам до тех пор, пока между Чан Кайши и китайской компартией существовал блок, Сталин не считал нужным начинать коммунистический переворот в Китае, на чем так настаивала оппозиция.

Япония всегда занимала особое место во внешней политике советского государства. Достаточно указать на то, что японская интервенция на Дальнем Востоке времен гражданской войны, в отличие в американской, английской и французской, была реальной и длительной. Дальневосточная республика, просуществовавшая до 1922 года, была создана как буфер против неизбежной японской оккупации Дальнего Востока. И именно Япония, а не Европа, была основным внешнеполитическим противником СССР в двадцатые и тридцатые годы. Ради противостояния Японии были восстановлены в начале тридцатых годов советско-американские отношения. Для более быстрого отражения вероятной японской агрессии (а не на случай войны с Германией, как пишут историки) в 1937 году началось создание мощной промышленной базы на Урале, Дальнем Востоке, в Сибири, Казахстане и Средней Азии. В том же году Япония приступила к оккупации Китая (сталинская политика в Китае обеспечила СССР передышку в десять лет) и к октябрю 1938 года заняла значительную его часть, выйдя к границам Монголии, оккупированной, в свою очередь, Советским Союзом. Началось противостояние двух армий, которое, по крайней мере дважды, приводило к локальным войнам: в июне-августе 1938 года в районе озера Хасан и в мае-сентябре 1939 на реке Халхин-Гол, где конфликт был урегулирован только благодаря посредничеству Германии, предусмотренному, по настоянию Сталина, одним из пунктов пакта Молотова-Риббентропа, подписанного в августе 1939 года.

Конечно же, советское руководство вряд ли предвидело все это в 1927 году. Но общая напряженность в советско-японских отношениях требовала наличия сильного единого и национального Китая, могущего противостоять японской агрессии, а не коммунистического слабого и раздробленного гражданской войной государства, напрашивающегося в жертвы к Японии. И хотя по линии Коминтерна само же советское правительство усиливало компартию и готовило ее к возможному коммунистическому перевороту в стране, установление в Китае коммунистического режима в 1927 году, судя по всему, не входило в планы Сталина. Ради передышки в войне с Японией он готов был принести в жертву коммунистическую революцию в Китае точно также, как в восемнадцатом в жертву принесли ожидаемую революцию в Германии.

Правда, в 1918 году Ленин великодушно простил левых коммунистов и никогда не напоминал им об их былой ереси. Неудачное наступление Красной армии на запад в январе 1919 года (в соответствии с программой левых коммунистов) и поражение коммунистического переворота в Германии само собой ликвидировали эту проблему. Сталин был куда злопамятней. В декабре 1927 года он начал репрессии против левой оппозиции Троцкого. Тогда же, на очередном (Пятнадцатом) партийном съезде, заставил оппозиционеров публично капитулировать. Одновременно с этим он принял на вооружение платформу оппозиционеров в основных ее пунктах: отказ от НЭПа и, в связи с распадом блока китайских коммунистов с правительством, курс на коммунистический переворот и вооруженное восстание в Китае. Этим он обезоружил оппозицию, а затем, потерпев поражение в Китае (как в девятнадцатом в Германии), вместо того чтобы, подобно Ленину, предать инцидент забвению, сослал всех оппозиционеров.

Хотим мы этого или нет, время меняет наше видение прошлого. Прошли годы, и две коммунистические державы, Китай и СССР, занялись проведением далеко не социалистических реформ — из-за невозможности иначе конкурировать с капиталистическим миром и друг с другом. Сегодня сам собою напрашивается вывод о том, что теория построения социализма в отдельной стране потерпела провал. Коммунистическая система так и осталась неконкурентоспособной. Потеряв темп и наступательную динамику, не сумев своевременно захватить западные промышленные страны, советское государство не обеспечило себе свободного от конкуренции рынка; вынужденное соревноваться с Америкой и Китаем, оно должно было провести, или хотя бы попытаться провести, «капиталистические» реформы. Может быть (с точки зрения коммунистических интересов), не так уж не прав был Троцкий, настаивая на мировой революции и скорейшем достижении конечной цели. Но и его теория провалилась в одном решающем пункте. Интернационалист Троцкий никогда не уделял достаточного внимания национальному вопросу. Созданная им модель не считала национальные проблемы внутри коммунистической системы сколь-либо важным фактором. Советско-югославский, советско-китайский, китайско-вьетнамский и вьетнамо-камбоджийский конфликты, равно как и постоянная напряженность в венгерско-румынских отношениях, показали, что Троцкий ошибался, и столкновения между коммунистическими державами столь же неизбежны, как и между «капиталистическими». И тогда замыкался последний круг: конкуренция диктовала необходимость быть сильным; для этого требовалось поднятие экономики, что в свою очередь возможно было сделать лишь проведя «капиталистические» реформы. По этому пути пошел Китай. На этот путь становится Горбачев. Мы можем быть спокойны за «перестройку» — иного выхода нет.

Приложения

1. Историография по проблеме «Левые эсеры»

Зародившись на рубеже Октябрьского переворота, блок большевиков и левых эсеров распался в июле 1918 г. при самых загадочных обстоятельствах — немедленно после убийства в Москве германского посла графа Мирбаха и так называемого «восстания левых эсеров». С этого момента ведет свою историю однопартийная диктатура коммунистической партии СССР. Не удивительно, что кратковременный союз двух партий, большевиков и левых эсеров, закончившийся вооруженной конфронтацией в июле 1918 г., давно привлекал внимание историков. Исторические работы о блоке левых эсеров и большевиков начали появляться уже в двадцатые годы, но характер их был далек от научного [1] . Позже, вплоть до середины 50-х годов, в СССР публиковались работы о большевистско-левоэсеровском союзе, но, к сожалению, эти исследования были тенденциозны и их авторы лишь пытались подчеркнуть отрицательную роль ПЛСР в Октябрьском перевороте и в деле становления в СССР советской власти [2] . Послесталинская историография также не вывела историков Советского Союза за пределы, ограниченные рамками марксистско-ленинской идеологии, хотя, начиная с 1956 года, в СССР было опубликовано большое число работ по истории ПЛСР [3] . Эти исследования отличались от предшествующих тем, что часто были написаны на основе архивных материалов, недоступных западным историкам, и вводили в научный оборот ранее неизвестные источники [4] .

1

Владимирова. Левые эсеры в 1917-1918 гг.; Шестаков. Блок с левыми эсерами; Мороховец. Аграрные программы российских политических партий в 1917 году.

2

Показательной в этом смысле следует считать полуанонимную публикацию за подписями Н. и К. «Ликвидация левоэсеровского мятежа в Москве в 1918 году». Из эпитетов в этой статье в адрес левых эсеров и «контрреволюционное отрепье», и «левоэсеровский бандитский отряд Попова», и указание, что «к весне 1918 г. левоэсеры уже превратились в озверелую банду диверсантов-террористов». См. также: Агеев. Борьба большевиков против мелкобуржуазной партии эсеров; Аграрная программа В. И. Ленина; Парфенов. Разгром левых эсеров; Чугаев. Борьба коммунистической партии за упрочение советской власти; Луцкий. Борьба вокруг декрета «О земле»; Зайцев. Политика партии большевиков по отношению к крестьянству.

3

Гусев. Крах партии левых эсеров; Хмылов. К вопросу о борьбе большевиков против соглашательства «левых» эсеров; Жидков. Борьба партии большевиков с правыми и левыми эсерами; Спиридонов. Борьба коммунистической партии против левых эсеров; Смирнов. Об отношении большевиков к левым эсерам; Илюхина. К вопросу о соглашении большевиков с левыми эсерами; Кучма. Ленин о теоретических основах соглашения большевиков с левыми эсерами; Голуб. О блоке большевиков с левыми эсерами; Слепов. Применение большевиками тактики левого блока.

4

Из обширной литературы, изучающей в той или иной степени партию левых эсеров, следует выделить книгу Гусева «Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции». В ней, по существу впервые в советской историографии, в развернутой форме описано сотрудничество большевиков и левых эсеров во второй половине 1917 — начале 1918 года (с. 146-183). Одной из самых серьезных работ о больше-вистско-левоэсеровском сотрудничестве в первые месяцы советской власти является труд Разгона «ВЦИК Советов в первые месяцы диктатуры пролетариата».