Крушение
Шрифт:
– Только то, что он был добр ко мне, – он поднял на неё глаза, скрытые за линией тени.
– Вы видели его смерть?
– Нет, – мрачно ответил он. – Ко мне пришли какие-то люди, сказали, что его больше нет и забрали меня.
Немного помедлив, она возвращается к планшету.
– После этого вы попали в приют фонда «Капаней». Верно?
Он кивнул.
– Там были зафиксированы акты жестокости с вашей стороны. Можете пояснить?
Он задумался на некоторое время.
– Дети в приюте были жестоки ко мне, – пробормотал он и помолчал ещё немного. – Помню,
– Да, флюоресценция зрачков и радужки. Об этом есть в вашем деле – очень редкое генетическое отклонение. – она отматывает немного назад. – Это служило причиной конфликтов?
– Да. Они обзывали меня уродом… до тех пор, пока я не понял, что могу давать им отпор…
– Вы сломали мальчику спину…
– Точно, – он словно разглядывал что-то в темноте. – Я спустил одного забияку с лестницы. Он пролетел несколько метров перед тем, как упасть. После того раза в младших группах ко мне мало кто вообще подходил.
– И у вас из-за этого не было никаких проблем?
– Нет… Возможно наставники понимали, что он этого заслуживал. Он был старше нас и многих задирал…
«Мисс Хилл, члены Комиссии хотят услышать больше об аномалии.» – всё тот же голос раздается в её голове.
Она бросает недовольный взгляд на тусклое отражение, но возвращается обратно к пациенту:
– Можно ещё несколько вопросов по поводу ваших глаз? Когда впервые была обнаружена светимость?
– Не знаю, – безразлично ответил он. – До того, как я попал в приют, никому не было до этого дела.
– А почему они не флуоресцируют сейчас? – спрашивает она, заглядывая ему в глаза.
– Тяжело сказать. С возрастом они горели всё тусклее и реже, пока сияние не стало пропадать вовсе.
– Когда вы заметили снижение интенсивности светимости?
– Не помню. Я не обращал на это особого внимания. Может быть, где-то в старших классах интерната.
– Это могло быть как-то связанно с вашим психологическим или физическим состоянием?
Он равнодушно пожал плечами, а затем, словно что-то услышав, поглядел на зеркало и спросил:
– А у вас здесь курят? Я обычно не курю, только когда нервничаю. Пристрастился ещё в университете.
Она поворачивается в сторону наблюдательного окна:
– Это можно как-нибудь устроить?
Через мгновение раздраженный голос отвечает:
«Я только взял пачку в руки… – И выдерживает паузу: – Минуту».
– Сейчас, – объявляет она.
– Классические, если можно, – добавил он, обращаясь к зеркалу.
Спустя некоторое время в коридоре раздаётся грохот и звук шагов. Дверь открывается и тусклый свет, проникающий в тёмное помещение, заставляет пациента зажмуриться. В комнату заходит санитар. Он подходит к столу и кладёт на край сигареты и электронную зажигалку в пепельнице. Пациент и доктор на мгновение поднимают на него глаза. Санитар уходит. Дверь громко хлопает за ним.
«Прошу, продолжайте».
Она возвращается к планшету, а он достает из полупустой пачки несколько сигарет из полимерных
– Итак… Вижу, детский психолог отметил что у вас был воображаемый друг, но для того возраста и положения это обычное дело. Значит, несмотря на инциденты, вы учились очень даже неплохо. Ваш общий коэффициент обучаемости просто феноменален, – отмечает она, обратив внимание на проценты в конце копии акта об успеваемости. – Сложно было?
Он покачал головой, прикуривая сам себе.
– Затем вы поступили и с отличием окончили Центральное учебное заведение планеты: «CUOTW», – она быстро отбарабанивает его аббревиатуру. – Как вам это удалось? Обучение там, должно быть, стоит целое состояние.
– Общественная стипендия высшей категории, – ответил он, выпуская остатки дыма изо рта. – Она присуждалась лучшим студентам. Благодаря ей я ни в чем не нуждался на протяжении десятилетий своего ученичества, – пояснил он и снова поднес сигарету губам.
– Какой факультет окончили?
– Разве там не написано? – он кивает на планшет, сбрасывая пепел сигареты в блюдце-пепельницу из темного псевдо-стекла.
– Эти данные изъяты: принцип конфиденциальности пациента. Но вы можете раскрыть информацию, если не считаете её компрометирующей.
– А кто определяет, какие данные оставить, а какие нет?
– Модераторы. Им предоставляют разрозненные куски личных дел и, следуя правилам, они отбирают ключевую информацию и изымают частную.
«Мы здесь не для консультаций собрались, Доктор Хилл».
– «Цифровая архитектура» и «нейропрограммирование», – произнес он перед тем, как снова вдохнуть дым. – Я окончил эти направления.
– В те периоды приступы были?
– В те периоды? – с угрюмым удивлением переспросил он, – Нет… Тогда будущее казалась безоблачным. Я оставил приют позади. Был свободен. Я жил, творил, создавал. И казалось, это только начало… – он замолчал и словно погрузился в воспоминания о тех временах вместе с очередной затяжкой тяжелого табака. Но чуть позже он грузно усмехнулся: – Хмм… – дым вылетел у него из ноздрей, – Помню, в начале университета мы собирались группами и устраивали соревнования: нужно было на скорость взломать счёт какой-нибудь крупной коммерческой организации, потом прикрепить к нему самопополняющийся веб кошелёк в цифровой валюте и отсылать какому-нибудь бедняку из списка неимущих, – он затянулся опять, продолжая смотреть куда-то в сторону. – Должно быть, инфляция сделала из них настоящих богачей. Если они, конечно, нашли способ легализовать доходы.
– Это серьёзное нарушение закона, – недоумевающе произнесла она.
– Да? – переспросил он, разглядывая тлеющий огонек на сигарете. – Думаете, кто-нибудь будет искать пару маленьких дыр в грязных хедж-фондах и нелегальных оффшорных счетах? – он поднял на неё глаза. – Мы хотели изменить мир. И думали, нам никто не помешает…
– Поэтому вы избили преподавателя?
– Я не избивал его, – резко ответил он, – просто оттолкнул.
– Причина конфликта?
– С мистером Сливером у нас произошли, так сказать, концептуальные разногласия. Мне жаль, что всё так вышло…