Крушение
Шрифт:
– Да кто угодно, если бы он этого захотел, – он сделал несколько небольших тяг подряд. – Ещё в университете мистер Сливер говорил нам, что человек – это то, что следует превзойти…
Неожиданно свет настольной лампы замелькал и стал тускнеть, но затем, буквально на мгновение, сияние разгорелось ярче прежнего.
– Не обращайте внимания, – говорит она, тоже уставившись на лампу. – Здание очень старое, поэтому здесь довольно часто бывают перепады напряжения, – она наклоняет светильник чуть ниже. – Значит, вы из тех, кто считает, что 11 пакт – это бред? Но согласитесь, если бы не он, большая часть населения
Он облокотился на стол.
– Я считаю, что подобного рода запреты – ошибочная политика, поощряющая деградацию всего общества, – произнес он и сжал сигарету в губах.
– Но вы же сами работали на эту политическую модель.
– У меня были на это свои причины.
– Какие?
– Вы очень любопытны, доктор К. Хилл.
– Как я понимаю, с вашими способностями вам была открыта дорога куда угодно, но вы пошли именно туда. Почему?
– Вы были там? – спросил он, стряхивая пепел. – Видели бескрайние поля серверов и вычислительных машин, которые без устали работают и днем, и ночью? Когда-нибудь наблюдали за тем, как их сияние переливается во тьме?.. Все, кто учился у нас на потоке, мечтали попасть в один из отделов министерства информации. Самые современные технологии, доступ к данным и ресурсам, открытый только для госслужащих; беспрецедентная вычислительная мощь – безграничные возможности. Только представьте себе: всё ядро веба у вас на ладони, – он протянул перед собой открытую ладонь, между пальцев которой тлела сигарета.
– Но, а что это было именно для вас?
Он опустил руку. Затем откинулся на спинку и опустил глаза:
– Может, это прозвучит глупо, но в то время я думал, что ещё могу хоть что-то изменить. И я был уверен, что на просторах сети сумею найти нечто уникальное. Пропускная способность серверов департамента – тысячи петабайт в сутки. Я надеялся, что рано или поздно наткнусь на что-нибудь такое, что смогло бы меня удивить… Это одно и то же, что изучать звёздное небо через самый мощный телескоп – в самом тёмном уголке может скрываться целая вселенная…
– Звучит красиво, – сказала она, выпустив перед этим дым, – А что вышло вместо этого?
– А вместо этого я столкнулся с реальностью, – он тоже затянулся. – Неквалифицированное начальство. Месяцы ожидания ресурсов аппарата. Гигатонны системных программ и тупых приложений на примитивных языках, а также куча бумажной волокиты при принудительной изоляции нейросетей, не прошедших повторное сертифицирование. И лишь изредка среди всего этого – любопытный софт и расследования следов подозрительной активности. Мелкий, бесполезный бюрократический аппарат… – пробормотал он перед тем, как снова вдохнуть дым, а потом неожиданно начать озираться по сторонам: – Вы это слышите?
Подняв голову, она прислушивается к звукам, которые напоминают хлопки крыльев.
– Да. Наверно, голуби забрались в вентиляционную шахту, – предполагает она.
– Точно, голуби… – прошептал он, блуждая взглядом по воздуховодам и вытяжкам в тени.
– Вы не любите птиц? – она посмотрела на него.
Он помотал головой.
– Почему?
– Они такие глупые и примитивные создания, – он опустил взгляд на неё, – но им дана возможность парить над миром… И это так несправедливо, что среди всех живых существ на планете остались лишь они, крысы
За дверью несколько фигур проплывает в обратном направлении. Она оборачивается на сияющую щель из-за плеча.
– Док, а почему Болезнь называют Болезнью? – спрашивает он, отводя глаза от бледно зияющей щели.
– Почему Болезнь называют Болезнью? – переспрашивает она, возвращаясь взглядом к пациенту, – Исполнительный совет долгое время не мог выбрать подходящее название для этого явления, – она берёт в руки планшет, – поэтому вместо наименования оно носило номер, присвоенный ей в классификации. Но большинство врачей, имеющее с ней дело, между собой называли её просто: Болезнью, – она тушит недокуренную сигарету в пепельнице. – С тех пор это стало её полуофициальным названием. Всё потому, что болезней много, а для нас она одна, понимаете?
После этого она включает планшет. Загорающийся голографический экран, озаряет ей лицо, а в глубине её глаз стали отражаться показатели пациента.
– Вам и вправду полегчало, сердцебиение почти выровнялось, – сообщает она. – Скажите, предварительно просматривая ваши документы, я заметила, что вы никогда не были женаты и даже ни с кем официально не сожительствовали. Почему? Неужели вам никогда не хотелось семьи?
Он ответил не сразу и прежде выдохнул дым в поток света от настольной лампы:
– Свобода всегда была важнее для меня.
И тушит окурок рядом с её.
Из соседнего помещения начинают доноситься приглушенные звуки, и голос в голове сообщает ей: «Всё, можете продолжать».
– Мы продолжаем, – объявляет она и нажимает на проекцию в воздухе, возобновляя запись. – До того, как мы прервались, вы упомянули о конкретном ощущении, которое появилось перед Болезнью. Можно поподробнее о нём?
– Да, – он задумался и прошелся рукой по волосам. – Как я уже сказал, в тот период у меня стало возникать странное чувство, словно я не знаю, куда иду.
– Дезориентация в пространстве?
– Нет. Я говорю об этом мерзком ощущении, будто ты заблудился, перестал понимать, что делаешь, к чему стремишься, зачем живешь. Словно ты бродишь по лабиринту, по одним и тем же закоулкам. Снова и снова. И всё чаще я стал вспоминать об отце…
– Вы всё-таки помните его. Расскажите, хотя бы немного.
– Рассказать о нём? Я помню его очень смутно… Он был настоящий великан. У него были большие сильные руки и ослепительно яркие синие глаза. В отличие от моих они горели постоянно. И лишь изредка тускнели, когда он вспоминал о маме… Помню, он всюду брал меня с собой. Постоянно обо всем рассказывал и всё мне объяснял. Говорил, что правильно, а что нет… Но позже он оставил меня…
– А ваша мать? Вы помните её?
– Я никогда её не видел. Только на фотографиях в раннем детстве. На одной она была такая жизнерадостная… Темные волосы, большие красивые глаза, маленький нос и широкая, искренняя улыбка. Она была такая молодая, намного моложе моего отца… а на другой – она смотрела в окно на Башню. Её залитое солнцем отражение казалось таким печальным… – Он замолчал.
…
– Вы знаете, почему отец оставил вас? – она прерывает возникшую паузу.
– Нет.
«Мисс Хилл, Нас не интересуют семейные проблемы пациента. Мы здесь для того, чтобы изучить Болезнь. Переходите, наконец, к приступам».