Крушение
Шрифт:
Поглядела Наталья на верзилу, трижды судимого и трижды женатого.
— За мной задержки не будет, — ответил он. — Хоть замки ломать, хоть баб целовать… Дай дыхнуть, — обратился уже к соседу. Покурив, возвратил окурок цигарки и начинал рассуждать: — А все–таки был я человеком? Наталья, ты как думаешь? Неужели на лбу у меня написано: вор, уличный бродяга и прочая нечисть?
— Лоб у тебя чистый, а душа, наверное, с гнильцой.
— Нет, Наталья, я могу быть и мужем, одним словом, правильным человеком, беда вот… никто не подберет к моему сердцу отмычку. А так… на
Наталье стало жалко этого физически сильного, а душою мягкого, не лишенного доброты человека. И она медленно отошла, не зная, как и что ему сказать в утешение.
Она подошла к бойцу с голубыми глазами.
— Ну, а ты, Василек, как настроен?
— Готов… — сказал он, на что–то намекая.
Наталья вздрогнула, заметив возле него мину, и по лицу ее разошлись белые пятна.
Два часа спустя немцы, увидев выброшенный из окна вместо белого красный флаг, начали осаждать дом, пытаясь перебить всех его защитников и взять в плен жен- , щину. Враги уже подступили на близкое расстояние и ликовали, зная, что эта красивая русская дикарка уже в клетке и никуда не денется.
Русские умащивались за выступами развалин, на подоконниках, у пробитых в стене щелей… Умащивались, кому как было сподручно: кто на корточках, кто сидя, а раненные в ноги подтягивались на руках и устраивались стрелять лежа…
Верзила, несмотря на рану в плечо, одной рукой взял мешок с песком и подкинул его в проем окна, сделав нечто вроде баррикады.
— Ну, Наталья, какую награду посулишь? — спрашивал он, лихо сбив на затылок пилотку — тоже для шика.
— Не форси. За что награждать? — спросила Наталья, держа в руке кем–то поданный автомат. — Ты вот лучше покажи, как из него стрелять.
— Не покажу, если не дашь награду.
— Какую я тебе награду дам, нет у меня ни медалей, ни…
— Найдешь!.. — верзила дерзко подморгнул ей и приложил ладонь к губам, явно намекая на поцелуй.
— Это заслужить надо.
— Можно отличиться трижды?
— Валяй.
Он приладил одной рукой автомат как должно, потом с плеча саданул очередью. Частые выстрелы автоматов и винтовок вспороли мрачную и холодную пустоту развалин. Немцы тоже ответили стрельбой, и скоро завязалась такая пальба, что света белого не взвидеть от пыли, от крошева иссеченных стен.
— Ну? — домогался верзила, подставляя лицо в горячке боя.
— Ладно уж… получай! — рассмеялась Наталья и поцеловала его в шершавую щеку.
Она ходила от солдата к солдату, приговаривая:
— Ну, ребятки, не подведите… Надавать им тумаков… А ты, — обращалась она к отцу семейства, — неужто вторично ранен? Дай я тебя перевяжу.
— Черябнуло малость, — вытер он рукавом кровь со скулы.
С немецкой стороны послышался лёт снаряда, будоражащий до дрожи воздух. Грохотом взрыва обдало стену, осколки посыпались, там и тут колупая кирпич.
Ни этот снаряд, ни другой, вслед, за ним выпущенный и разорвавшийся почти в одном месте, не нанес урона защитникам дома. Причина была в том, что снаряды кромсали стену с внешней стороны,
По ним Наталья и все остальные вели отчаянную стрельбу.
Танк приблизился настолько, что, казалось, уже обдавал жаром.
— Эх, родные… Поминайте добром! — горестно крикнул боец с голубыми глазами и перевалил через глыбу развалин, пополз навстречу, работая локтями. Под мышкой у него была мина в плоской металлической коробке.
— Василек, стой!.. Стой!.. — позвала Наталья, но он упрямо передвигался сиднем, на одних локтях.
Ждали, что будет. Мучительно долго ждали. И не могли высунуть головы, так как танк в этот момент хлестал из пулемета. Наталья все же приподнялась над развалиной и бесстрашно высунулась. Она вдруг сползла вниз, нахмурившись от ужаса. «Василек… Что ж ты, Василек, а…» — бессвязно прошептала она, и почти в это мгновение раздался огромной силы взрыв.
— Кончено… — сказал верзила, увидев остановившийся и уже пылающий танк. Однако и он помрачнел, заметив на вражеской стороне из–за угла дома выползающий второй танк.
— Возьми вон гранаты и вяжи связку, — обратился он к рядом примолкшему молоденькому парнишке. Дыша открытым ртом, тот глядел на него с печалью и томленьем. Зубы у него стучали. — Хватит скулить! — добавил крупнолицый. — Скорее делай, что тебе велено.
— Боюсь гранаты держать. Я лучше патроны буду набивать…
— Ну, набивай. А ты, Наталья, возьми у меня гранаты в сумке и свяжи тройку. Вот ремень, — отстегнул он старенький, потертый ремешок от брюк.
Наступали трагичные, видно последние, минуты, и это понимали и чувствовали все. Когда Наталья связала гранаты и подала их крупнолицему, тот окинул ребят жаждущим взглядом, увидел у отца семейства самокрутку в губах. Попросил докурить, совал в рот окурок подрагивающей рукою, потом, раза три затянувшись, пыхал дымом. А тем временем Наталья прикладывала к плечу кусок ваты, смоченный в йоде.
— Да брось ты, — подергивался всем телом крупнолицый верзила. — Не могу… При виде крови у меня голова кружится…
Он пополз.
Наталья хотела было крикнуть и не крикнула. У нее захватило дыхание от всего, что виделось и что рождало собственное мужество.
— Оставайтесь тут… одни… я тоже… — лихорадочно прошептала Наталья и начала карабкаться наверх. В это время влетевший в проем окна снаряд рванул внутри этажа. Наталья только ощутила, как страшная сила воздушной волны приподняла ее и бросила. Проваливаясь куда–то, она лишилась чувств и памяти…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ