Крушение
Шрифт:
Был послеобеденный час. По заведенному обычаю, никто не мог Гальдера побеспокоить. Он прилег на диван, положив на валик ноги, чтобы не отекали, закрыл глаза, тело начало успокаиваться, обрело даже некую легкость, а мысли будоражили, и голова была воспалена. Тревожился. Где уж тут обрести покой, до отдыха ли? Размышлял над судьбою немецкой армии, которая увязла в русских просторах. Кто полагал, что так затянется эта война и будет пожирать наши собственные силы — армию? «А в окружении фюрера грезят о победах. Никакого представления не имеют о положении на фронте и мыслят так, будто пребывают в
Словно наяву, возникла перед глазами неприятная сцена, разыгравшаяся в штаб–квартире у генерал–фельдмаршала Рундштедта. Его войска не выдержали напора русских на юге, сдали Ростов. Чтобы избежать полной катастрофы, Рундштедт потребовал отвода группы армий. Своей властью Гальдер не мог этого разрешить. Доложили Гитлеру, и тот запретил всякое отступление.
Вопреки обыкновению, он не захотел вызывать командующего в ставку, а лично сам поехал в полевой штаб, находящийся в Полтаве. С ним поехали генерал–фельдмаршал фон Браухич и Гальдер.
Предупрежденный заранее, Рундштедт готовился принять их честь–честью. Заказал на обед избранные блюда. Сам выехал за город, чтобы достойно встретить их еще на пути в город. Однако Гитлер промчался на бронированной машине мимо, чуть не сбив стоящего на обочине шоссе командующего. «Грянет гроза», — подумал Гальдер.
И действительно, Гитлер взбешен, он обвинил Рундштедта в самовольной сдаче Ростова. Фельдмаршал пришел в отчаяние.
— Я не потерплю возле себя тех, кто отказывается повиноваться! — кричал Гитлер.
Генерал–фельдмаршал фон Браухич, который считал себя опытным стратегом, холодно намекнул, что ответственность за неудачи несет тот, кто отдал приказ Осуществить эти операции… Гитлер вспылил, кинулся на Браухича, пытаясь сорвать с него рыцарский крест… Потрясенный этим, Браухич упал в обморок…
В ставке все упреки обрушились на Главнокомандующего сухопутными войсками Браухича, виновника катастрофы. И тот, сломленный физически, разуверился в своей карьере, в победах немецкого оружия, во всем на свете, и сам запросил отставку.
Рапорт об отставке генерал–фельдмаршала фон Браухича был принят. В тот же день Гитлер пригласил к себе и Гальдера. С тяжелым предчувствием спускался он в подземелье, в роскошно обставленный кабинет фюрера, ожидая самого худшего и для себя. Гитлер встретил его с ледяным спокойствием, вышел из–за стола и, широко расставив ноги в лакированных сапогах, неожиданно сообщил, что решил сам взять на себя верховное командование сухопутными силами. Браухич командовал ими не в истинно нацистском духе. Поэтому были допущены две принципиальные ошибки. Во–первых; в немецкой армии внедрили понятие «тыловая позиция», требовали отвода войск на эти оборонительные позиции и тем самым ослабили боевой дух солдат; во–вторых, не подготовились к ведению зимней кампании.
— Главной задачей Верховного главнокомандующего сухопутными силами является национал–социалистское воспитание армии, — сказал Гитлер. — Я не знаю ни одного сухопутного генерала, который бы мог выполнить эту задачу в моем духе. Поэтому я принял решение лично взять на себя верховное командование.
Гальдер сбросил с дивана ноги. Подумал, как унизительно было ему вечно угождать.
— Властелин, идущий к славе по костям других! — вслух проговорил Гальдер, все еще лежа на диване, — Очередь за мной… — Он почти машинально сказал это и неожиданно вздрогнул: «За мной?» Встал, походил по комнате: «Нет, нет, надо быть умнее!» В дверях появилась служанка, вежливо улыбаясь, попросила к столу. Гальдер даже не повернул головы: он стоял, прикрыв глаза рукою, мрачный, сосредоточенный. «К кому идти, с кем посоветоваться?» — ломал он голову, зная, что за всеми всюду установлена слежка.
Не позже чем через час он и сам не заметил, как оказался на Берл–ин–Лихтерфельде. Вышел из машины и, не говоря ни слова адъютанту, шагнул в подъезд серого дома.
У дверей его встретила служанка, позвонила затем хозяину особняка. Не снимая цепочки, отставной генерал приоткрыл дверь и удивленно поднес кустистые брови к щели, подслеповато рассматривая, кто это незвано пожаловал к нему.
— О, герр генерал, не удивляйтесь, что я появился в вашей обители в столь неожиданный для вас час, — заговорил Гальдер.
Брови шевельнулись, и морщинки на лице старого Бека слегка разгладились. Он узнал Гальдер а, хотя и не выразил ни радости, ни печали.
— Судьба Германии заставила меня переступить ваш порог, — поспешно добавил Гальдер.
Они прошли в гостиную, уставленную старинной фамильной мебелью. Гальдер стоя заговорил о тяжко пережитой зимней кампании.
— Этого и следовало ожидать, — прервал Бек и провел рукою, как бы давая понять, что говорить об этом нет смысла.
Гадьдер опустился в низкое кресло и, облокотившись на спинку, задумался.
Он видел перед собой того прежнего Бека, настойчивого и упорного, умного и осторожного, такого же, как и в смутном 1938 году, когда созревала война. Давнее время, много утекло воды, но память возвратила к тревожным событиям тех дней. Занимая должность начальника генштаба, этот ныне поседевший, но не сломленный генерал решился тогда поднять свой голос против войны. Бек составил докладную записку об опасности развязывания, военного конфликта с Чехословакией и намеревался побудить весь генералитет к коллективному протесту, Конечно, ни о каком выступлении против самого режима он и не помышлял. Бек хотел только добиться изменения курса политики Гитлера, по его мнению опасной для Германии. Докладную записку он передал Верховному командующему сухопутными силами фон Браухичу и надеялся на поддержку. Браухич сперва отнесся к этому благосклонно, даже согласился собрать командующих армиями и корпусами на своей частной квартире. Однако в последнюю минуту Браухич отказался от своего намерения, ссылаясь на серьезность положения. Записка была как бы забыта.
Скоро Гитлер узнал о существовании докладной записки Бека. Он реагировал на это весьма своеобразно: прежде всего спросил, кто о ней знает. И когда услышал, что знают о ней только в высших военных кругах, оставил дело без последствий. Он слишком хорошо знал Браухича.
Размышляя над всем этим, Гальдер поднял голову и увидел старого, понурого и ко всему безразличного генерала. На нем был стеганый халат с тяжелыми кистями на поясе. Глаза Бека были зажмурены; но он не дремал, что угадывалось по нервно собранной у переносья складке.