Крушение
Шрифт:
На обратном пути я прошел через соты офисных кабинок. Возле ближнего сестринского поста находилась Кристин Дойл-Маслоу, занятая сейчас своим «Айпэдом». Моего приближения она, похоже, не заметила, а потому, когда я был от нее уже в двух шагах, вздрогнула и поспешила выключить планшет. Хотя то, что у нее на экране, я успел заметить. Кино – со щитами, копьями и кровищей.
Я прошел, не сбавляя хода.
– Как там статус? – спросила она.
– Кво, – ответил я.
– Что?.. А, ха-ха… Когда вы думаете вернуться?
– А когда ее выпустят?
Она
– Завтра в три часа дня.
– Вот я и буду к этому времени.
– А если инцидент?
– В каком смысле?
– Ну какая-нибудь проблема?
«Скажу, пожалуй».
– У вашего санитара есть мой номер. У вас есть какие-то планы на период после выписки?
– А это ваша забота?
Я пошел дальше.
– Это всё? – в спину спросила она.
– А чего еще? – бросил я, не оборачиваясь.
– Если вы знаете других пациентов, подпадающих под нашу программу, то скажите: пусть обращаются.
Из своей «Севильи» я набрал медицинский центр университета и спросил доктора Неру.
– У нас их трое. Вам которого?
– Который из психиатрии.
– Прошу подождать. – С минуту в трубке артачилась испанская гитара. – Есть доктор Мохан Неру. Вам дать номер?
Я пометил себе автоответчика отделения психиатрии, а затем снова вышел на оператора и попросил доктора Неру.
– Если вы пациент, то у нас действует строка сообщений…
– Я коллега. Доктор Алекс Делавэр. Речь о нашем общем пациенте.
– Прошу подождать… Да, вы есть в списке… Александер… А, так вы не из нашего района, но… Хотя у вас до сих пор сохранены привилегии. Минутку.
Через пару инструменталов фламенко:
– Спасибо за ожидание. Сегодня у него приемный день, но на звонки он не отвечает.
– Какие именно услуги он оказывает?
– Информацией такого уровня мы не располагаем.
Вествуд находился как раз по дороге домой. Через главный южный въезд я свернул на территорию кампуса и возле административного здания медцентра взял влево. От него в обе стороны тянулись лечебные корпуса. Как и свойственно мини-городку, в этот час здесь всюду кипело движение.
Психиатрическая больница Рейвенсвуда располагалась в одном из самых новых и импозантных зданий комплекса – шестиэтажный архитектурный изыск из известняка и меди, проспонсированный и названный в честь магната, чья дочь умерла от осложнений анорексии. Машину я припарковал по своему факультетскому пропуску, на грудь пришпилил корпоративный бэйдж «Западной ассоциации педиатров» и, поднявшись в лифте на пятый этаж, нажал красную кнопку запертой двери с табличкой «Стационар взрослой психиатрии».
Всего в медцентре около тысячи койко-мест, из которых восемьдесят числятся за Рейвенсвудом. Из них двадцать отведены педиатрии, десять – пациентам с Альцгеймером, давшим согласие на подопытность в обмен на надежду, а остальные тридцать входят в университетскую программу для лиц с расстройствами пищевого поведения (услуга, приносящая немалые дивиденды).
Остается пятнадцать коек под общую психиатрию. Они, в свою очередь, подразделяются на восемь в палате добровольцев, не особо отличающихся от своих соседей-реабилитантов, и семь для тех, у кого клеймо «5150».
Неудивительно, что когда сюда привезли Зельду, здесь все было уже под завязку.
«ЛАКБАР» был местом не ахти, но за неимением оного ее, вероятно, переправили бы на другой конец города в психушку окружного подчинения. Так что, может, все сложилось и к лучшему. Если мне удастся пристроить ее туда, где она сможет прожить завтрашний день. Чтобы она там оклемалась, пришла более-менее в адекват и все-таки рассказала, где сейчас находится ее сын.
Пять лет назад она была преданной, обеспокоенной матерью. Вскоре после этого карьера Зельды потерпела крах, а сама она оказалась на улице. Один положительный нюанс: ее продолжал опекать Лу Шерман, возможно, даже после того, как она лишилась страховки. И никуда ее не переводил, пока сам не оказался серьезно болен.
Но ко мне он не обращался…
С той стороны к двери никто не подходил, и я позвонил снова. Спустя некоторое время через дверное окошечко меня оглядела молодая медсестра и сама вышла ко мне наружу.
– Чем могу помочь?
– Мне нужен доктор Неру.
Она взглядом изучила мой бэйдж.
– Майк сейчас в кафетерии.
– Спасибо. Вы прошлой ночью дежурили?
– Нет. А что?
– Я только что от пациента, который поступал сюда под кодом «пятьдесят один пятьдесят», а затем его переправили в другое место, ближе к центру. Процедуру оформлял доктор Неру, и мне хотелось бы заглянуть в сопроводительную карту, посмотреть, не даст ли он мне каких-нибудь клинических советов.
– А в центре что, есть больница?
– Не совсем, – ответил я. – Что-то вроде центра психического здоровья, а при нем небольшой стационар.
– Вон оно что… В общем, Майк сейчас на обеде.
Кафетерий, словно улей, гудел ордой людей в белых халатах и зеленоватых хэбэшных «двойках». Все спешили поскорее обслужиться. Бросалось в глаза обилие выходцев из Индии, как минимум десятка два.
Шаг первый: сконцентрируйся на докторах.
Шаг второй: сфокусируйся на тех, кто помоложе, из расчета что у Мохана («Майка») Неру есть американское гражданство.
Всего набиралось пять кандидатур. Взяв себе чашку кофе, я начал неторопливо проходить мимо каждого, стараясь не привлекать к себе внимания чтением их бэйджей.
«М. М. Неру, д. м.» оказался вторым по счету – гладколицый, чисто выбритый мужчина лет тридцати. За столиком он сидел один, рассеянно поедая большущий буррито и запивая его колой из баночки. При этом еще и успевал поигрывать со своим «Айфоном».
Я пристроился напротив. Он заметил меня не сразу; совсем как Дойл-Маслоу со своим фильмом. Все подсаженные на киберзабавы так или иначе слегка «тормозят».