Крутая волна
Шрифт:
— Глашка, гли — кось, городские!
Из ворот выглянула девочка, в тулупчике, в повязанной накрест старой пуховой шали, вытаращила такие же черные глазенки и пропищала:
— Са — ань! Я бо — ю-у — ся!
Огромный человек, в черной рясе, с длинными, давно не чесанными волосами и развеваемой на ветру бородой, идет по дороге, мотается из стороны в сторону и поет густым, могучим басом: Соловей, соловей, пташечка…
— Здорово, отец Серафим! — кричит ему Петр. — Все гуляешь?
Серафим
— Память у меня начисто износилась, не помню, кто ты есмь таков. Ну и езжай с богом. — Он осеняет сани крестом, поворачивается и снова, покачиваясь, бредет по улице:
Соловей, соловей, нташечка…
— Приехали, — говорит довезший их от станицы паренек.
Они остановились возле приземистой покосившейся избенки с новой пристройкой. Из пристройки вышла маленькая. худенькая старушка, спросила:
— Кого это бог принес? (
— Не узнаешь? — весело отозвался Шумов, слезая с саней.
— Батюшки, Петро! — Старушка проворно соскочила с крыльца, засеменила навстречу, на ходу вытирая о подол руки. — Живой?
— Жив! — Петр обнял старушку, трижды поцеловал. — Ну, Степанида, принимай гостей.
Старушка засуетилась, помогая Ирине вытащить из саней чемодан, узелок с остатками провизии и баул. Петр не догадался представить Ирину, старушка ни о чем не спрашивала, только оглядела ее внимательно и ласково поинтересовалась:
— Озябла?
— Нет, в тулупе тепло. Вот только ноги чуть- чуть озябли.
— Осподи, да как же ты, милая, без пимов-то?
Из пристройки вышли еще две женщины, поздоровались с Петром, подхватили вещи и понесли их в дом. На Ирину они не обратили никакого внимания, и это ее почему-то обидело. Но когда она вошла в дом, обе женщины захлопотали возле нее, помогая снять тулуп, развязать платок, расстегнуть пуговицы на пальто, стянуть с закоченевших ног сапожки. Все ее вещи они бережно сложили на лавку и пригласили:
— Проходите в горницу, гостенечки дорогие.
Ирина вслед за Петром прошла в пристройку, которая теперь, видимо, и служила горницей. Посреди нее стоял стол, покрытый домотканой ска- терыо, на нем желтел глиняный горшок с геранью. В углу — широкая деревянная кровать с горкой разноцветных подушек, вдоль стен — несколько грубо отесанных, некрашеных табуреток. Ирину усадили прямо на кроватьз
— Тут вам будет помягче, а вы, поди, натряслись за дорогу-то.
Теперь со всех сторон рассматривали Петра, на Ирину поглядывали украдкой, с нескрываемым любопытством. Ирина слышала, как одна из женщин шепнула другой:
— Тошшовата, а так ничего — миловидная.
Ирина совсем смутилась, покраснела. «Кажется, меня принимают за его жену», — догадалась она. И только когда Петра спросили, надолго ли он приехал, он ответил:
— Да вот подлечусь и — обратно. Ранило меня сильно, вот она помогла добраться до дому, сестра милосердия. Зовут ее Ириной Александровной. Это племянницы мои, а вот и мать Гордея.
— Очень приятно, — привычно сказала Ирина.
— А вы и Гордеюшку знаете? — спросила Степанида и подсела к Ирине на кровать. — Где он? Пошто он-то не приехал?
— Мы познакомились с ним в Петрограде… — начало было рассказывать Ирина, но Петр перебил ее:
— Гордей молодцом! Вот кончим войну, приедет.
— Осподи, когда уж этой войне конец положат?;— вздохнула Степанида и спросила Ирину: — Как хоть он выглядит, Гордеюшко-то? Здоровьице как? Его ведь тут тоже ранил атаманов сынок…
Прибежала еще одна женщина, кинулась Петру на шею, начала его тормошить, повторяя:
— Радость-то какая!
— Нюрка, ты с ним полегше, он ранетый.
Ирнна. тоже предупредила:
— Осторожнее, он тяжело ранен.
Нюрка отпустила Петра, удивленно посмотрела на Ирину и радостно сказала:
— Ой, да ты не один? Женился? Да на городской! Какая ты красавица! — Нюрка обняла Ирину и принялась целовать.
— Вы ошиблись, — лепетала Ирина, стараясь освободиться из объятий. — Я к Петру Гордеевичу никакого отношения не имею.
— Как не имеешь? — опешила Нюрка.
— Я только сопровождала его, я — сестра милосердия.
— Вон оно что! — разочарованно протянула Нюрка, смутилась, отошла от Ирины и стала разглаживать ладонями скатерть.
В это время в горницу вошел мужчина со светлорусой бородкой, и Ирина сразу узнала его: отец Гордея. Они были так похожи, что, отпусти Гордей такую же бородку, их и не отличишь. Вот только морщины да седина в висках…
На этот раз Петр догадался представить Ирину. Молча поклонившись ей, хозяин тут же отвернулся и напустился на женщин:
— Что же вы гостей-то одними разговорами потчуете! А ну — ко, бабоньки, пошевеливайтесь…
Ирина и Петр поселились вместе с Нюркой в доме Петра. По деревне уже прополз слушок, что Петр привез молодую жену, да еще городскую, и от любопытных не было отбою. То соседка забежит за сковородкой, а сама пялит глаза на городскую бабу, то мужик зайдет потолковать с Петром и тоже не спускает глаз с Ирины. А она не знает, куда и деваться от. этих беззастенчивых взглядов. Нюрка хохочет:
— Чисто смотрины! Гляди, девка, быть тебе замужем.