Крутен, которого не было
Шрифт:
Отрок замолчал. По мальчишеским щекам стекали слезы. Младояр остро почувствовал, что ни за какие коврижки не согласился бы оказаться на месте Бегуни, ни тогда, ни сейчас.
– Неужели чары Белого ведуна столь сильны? – воскликнул княжич.
– Какие чары? – пожал плечами Иггельд, – Не было никаких чар…
– Как не было? – возмутился Младояр, – Ну, когда Белый Ведун рядом был, я еще понимаю, про «не сможешь поднять рук» я читал…
– А погладив мальчонку по головке, даже ты сумеешь усыпить, – кивнул лекарь.
– Но ведь Бегуня только что сказал –
– А чего это нас с тобой в Священной Роще никакие такие руки ни за какие места не хватали? А?! – спросил Иггельд, слегка усмехаясь в усы.
– Но, может… Все-таки Священная Роща…
– Тогда отчего вся эта священность не помешала Белому Ведуну убивать направо да налево?
– Что ты хочешь сказать, наставник? – спросил Младояр прямо.
– Ты допустил ошибку, замещая знание о том, что видел отрок и тем, что…
– …было на самом деле? – догадался княжич, – Я понял, Белый Ведун, усыпив Бегуню второй раз, попросту нашептал, что тот не должен его видеть…
– И пустоглазов – тоже, – кивнул Иггельд, – так что ничего сложного. Еще он заранее нашептал мальцу, что дверь открыта, вот он, бедняга, и бился лбом в запертую…
Бегуня недоуменно хлопал покрасневшими глазами, поворачивая голову то на старика, то на княжича. Удивление вскоре сменилось возмущением.
– Стойте, стойте! Вы чего? Хотите сказать, что все это мне привиделось? – воскликнул подросток, – Нет, все это было, было!
– Видишь ли, отрок, – попытался объяснить мальчику Иггельд, – тебя погружали в особый сон, а в нем приказывали, что ты должен видеть, а что – нет. И еще Белый Ведун внушил – слушай мои слова, и пусть ты увидишь все сказанное перед собой. А меня – глазам твоим не видеть!
– Ничего не понимаю… – отрок вскочил, вдруг бросился на княжича, – Ну, ударь меня, Млад, сильно ударь! Я ведь не сплю.
Звонко прозвучала пощечина, Бегуня замер, схватившись за вмиг побагровевшую от задушевного удара щеку. Так простоял несколько мгновений, затем – присел, обхватив голову руками.
– Ты сказал, лекарь, что не было никакого колдовства, – бросил мальчик сквозь зубы, – так ответь мне прямо – во власти я у Белого Ведуна, или нет?
– Во власти…
– Во власти слов?
– Да.
– А как мне избавиться от такой власти? Выучить какие-то слова?
– И это тоже, но не главное. Увы, отрок, у тебя два пути – либо остаться рабом, Белого Ведуна ли, иль кого другого, пожелавшего воспользоваться тобой, или стать самому ведуном, иль в отшельники уйти… Путей-то много, но воином тебе уже не быть!
– Я не хочу жить рабом… Ничьим! – выкрикнул отрок, усвоившим одну из главных заповедей Крутена: свобода – бесценна!
– Тогда подумай, к кому идти после того, как поможешь нам избавить Крутен от Белого Ведуна.
– Так вы… Вы берете меня с собой? – обрадовался отрок, – Я… Я сам ему глотку перегрызу!
– Боюсь, что стоит ему слово сказать…
Отрок так и сел, все поняв. Задумался. Иггельд и Млад тоже молчали, давая мальчику придти в себя.
– А если во мне проснуться какие-то его слова, когда мы ляжем спать? – голос Бегуни дрожал, – Вдруг моя рука сама возьмет нож?
– Все в руках Судьбы, – пожал плечами Иггельд.
– Как же быть? Может, будете связывать меня на ночь?
– Нет такого узла, который бы однажды не развязался, – холодно бросил лекарь.
Молчание. Старый ведун и его ученик явно знали выход, но хотели, чтобы Бегуня додумался сам.
– А ты можешь сказать свои Слова? – прозвучал, наконец-то, долгожданный вопрос.
– Кое-что могу, – кивнул Иггельд, – но придется тебя…
– Усыпить? – содрогнулся от ужаса отрок.
– Ты можешь освободиться и сам, – жестко отрезал лекарь, – два-три года в пещере, на ягодах да кореньях, научишься отделять душу от тела, с духами беседовать… Но если ты хочешь немного освободиться прямо сейчас, то без чужой крепкой руки тебе из этой трясины не выбраться!
– Я согласен, усыпляй, – хмуро кивнул Бегуня.
– Слушай, Бегуня, – подал голос Младояр, – тебе Иггельд плохого не сделает, ты же знаешь его, уж сколько лет раненых да больных пользует, злые люди ведь в лекаря не идут! Да и я буду рядом все время…
Отрок взглянул на княжича с надеждой. Почти ровесники, а сколь велика разница! Казалось, протяни сейчас Младояр руку, и Бегуня вцепится в нее, что утопающий.
– Я тебе верю, Млад. И тебе, и твоему наставнику. Но мне страшно… – мальчик растерялся, завершив совсем по-детски, – Ты давай… Подержи меня за руку… Когда будут усыплять…
Младояр, неожиданно для себя, обнял беднягу за плечи, сжал руку. Вообще-то княжич не любил обниматься со сверстниками. Уж таким уродился – холодноватым. Но сейчас ему было искренне жаль этого отрока. Он уже давно не винил Бегуню в смерти брата, все понимая.
– Ты должен лечь на спину и закрыть глаза, – велел Иггельд, – просто полежи немного, успокойся, согрейся… Млад, у тебя есть гребень?
Княжич догадался, что от него требуется. Сел на широкую лавку, положил голову Бегуни себе на колени, начал расчесывать спутанные волосы мальчика костяным гребем, не спеша, осторожно так. Отрок прикрыл глаза, все более забываясь. По лицу Бегуни медленно расплывалось блаженное выражение. Не удержался от улыбки и лекарь, неожиданно поняв, что его воспитанник может вполне справиться с делом и без него…
– Приподними руки и ноги, – велел лекарь, – вот так, совсем чуть-чуть, – держи их так. Видишь – как неудобно, долго не удержать! Ноги такие тяжелые! Уже нет сил держать их… Ну и брось, пусть падают, куда упадут… Ты чувствуешь, Бегуня, какие у тебя тяжелые ноги и руки. Тяжелые и теплые… А сейчас тепло уже разливается по всему телу, все расслабляется, тебе хорошо, приятно…
Иггельд сделал знак рукой Младояру – продолжай, мол, поглаживать по головке. Еще возбужденный недавно паренек теперь лежал в истоме, расслабленно улыбаясь. Иггельд не стал погружать его в глубокий сон, решив поработать по поверхности. Пусть помнит все – так даже лучше!