Крутен, которого не было
Шрифт:
Почти никто рта не открывал, а уж когда старухи тихо запели – и вовсе вокруг – замолчало. Верно, знали жрицы древней богини какой-то секрет, от пения их тихого у Млада мурашки по коже побежали. Глядит – у молодого воина, что носилки с хворым Гориполком держал, волосы его соломенные так дыбом и встали! С Младояра сняли любимую красную рубашку, оголили по пояс и Гориполка, потом появились сети, такие же, как и у Прях, братья набросили эти белые «рубахи». Младояр обнаружил, что между сетями-рубахами тянутся толстые нити, как бы подчеркивая установленную связь между судьбами братьев.
Княжичам велели взяться за руки, перецеловаться. Затем Младояр сказал громко, как научили:
– Я беру твои хвори, твою жизнь, твою смерть, брат, себе, а ты мое
После чего тоже самое повторил заплетающимся языком Гориполк, по два-три раза каждое слово, как не в себе. Младояр еле удерживал руки братца, дрожащие крупной дрожью. Снова пение, потом ведуньи разом и очень быстро начали приговаривать. Так скоро, что и не разберешь, что именно. Младояр уловил несколько раз «завертелось веретено», «дай судьбу» или что-то в этом роде. Обряд закончился быстро, никаких треб богиня не получила, только слова. Конец действа – со знанием дела, это Младояр понял, слишком похоже на рассказы Иггельда об исцелении. Гориполка подняли, поставили на ноги, заявив, что теперь он – здоров, а в доказательство уложили на его место Младояра, велев постонать-покряхтеть! После чего Гориполк, покачиваясь, ушел из храма ногами, а младшего княжича унесли на носилках, у всего народа на виду, прямо на те палати, где только что умирал брат. Младояр, кожей почувствовав на себе чей-то особый взгляд, повернулся. И надо же! Это смотрел Речной Старец, впервые – прямо на княжича.
У княжеского терема по такому случаю собралась толпа народа – слухи-то, известное дело, что пожар – мигом полгорода все знают. На Младояра глядели жалостливо, многие из баб всплакнули, а одна отроковица смотрела на «умирающего» княжича ясными глазками, так пялилась, ну – откровенно, что у «болящего» кое-где зашевелилось. «А почему бы и нет?!» – подумал Младояр задорно.
Расположившись на месте Гориполка, княжич полежал немного, поворочался с боку на бок. Все-таки, надо полежать, порядок такой! Подошел Иггельд, спросил о самочувствии. Младояр только пожал плечами. Лекарь не успокаивался, осведомился – не надо ли чего? Княжич, хихикнув, признался, что ему надо. На что Иггельд, даже не улыбнувшись, уточнил – с кем? После чего, приметив ук княжича приподнимающийся бугорок в известном месте, заявил:
– Ты явно не умираешь!
И ушел…
Появился отец, с тревогой взглянул на Млада. Так и подмывало немного постонать, еле сдержался.
– Ну, как Гориполк? – спросил Младояр, бодренько усаживаясь в постели.
– Ест.
– Тогда не умрет!
– Да, – кивнул князь, – а ты?
Младояр хихикнул…
Кажется, все забыли о княжиче, уже довольно долго никто не заходил в светлицу. «Оно и к лучшему», – подумал Младояр, – «пойду-ка я проветрюсь, посмотрю, разошелся ли народ». Отрок быстро оделся, натянул простую кольчугу, на пояс – меч, на голову – шлем с личиной – смех да и только, но – что б не узнали! Отрок из дружины княжеской, вот и все, пусть думают – с порученьем каким прислали. «У вестовых кольчуги тонкой работы, железа особого, каленого!» – ни с того, ни с сего позавидовал княжич – «В тонкой кольчуге хоть час бежать можно, не уставая. Мне бы такую!». Младояр выскользнул из палат с черного хода, охрана, легко узнав княжича, никак на него не среагировала.
Народу подле княжеских хором оставалось еще не мало. Кто-то разжег костерчик, пели песни, большинство парней уже приняли бражки или меду, а уж о пиве и говорить нечего – Дидомысл выставил горожанам пару бочонков княжеского, на двенадцати травах, да на чистейшем ячменном солоде сваренном. «Уже все знают, что брат поправляется» – решил Младояр, рассеянно бродя среди гуляющих. Глаза княжича искали, непрерывно рыскали по лицам… И вот Младояр, наконец, нашел то, что искал. Она не ушла, дождалась. Та, с глазами… Сейчас девчушка стояла поодаль, кокетливо кутаясь в расшитый красными птицами платок. Рядом стоял парень, почти на голову выше Младояра, что-то весело говорил молодице, может – уговаривал! Княжич, не долго думая, подкатился к парочке и просто встрял в разговор. После первой же его шутки девчушка так и развернулась. Известное дело, старшие братья давно объяснили Младояру, что бабенки любят ушами. Иначе и быть не могло, коли б бабы выбирали только тех, кто высок и силен, али лицом пригож – зачах бы мир в глупости.
– Слушай, дружинничек, – обозлился парень, неожиданно почуяв в Младояре соперника, – шел бы ты отсюда, покуда цел.
– С чего это ты так? – поддел дылду княжич, – Никак, бражки перебрал?
– А ты, молокосос, думаешь – отрок в дружине, так тебе всюду дорога?
– Ага!
Млад нарывался явно, и тут же чуть не получил своего. Но не зря же каждое утро, кроме всего прочего – рукопашная. Хоть и не подолгу, как некоторые ребята, зато ежедневно, какая ни какая, а выучка. Млад увел голову влево от первого удара, потом просто сделал шаг назад – и второй удар не достал.
– Ну я тебе! – разъярился юноша.
– Осторожно, Капоня, у него ведь меч, – забеспокоилась девчушка.
– У меня меч, красавица, для красоты только, – успокоил девочку Младояр.
– Вот-вот, он его и не поднимет даже, – и дылда, устав махать руками, попытался взять соперника за грудки. Пальцы тщетно хватали кольчугу, а голова недотепы совсем близко…
– Слушай, дурья башка, – рассердился Младояр, подавшись чуть вперед с захватом кисти, потом разворот влево, нога выставлена, дылда на земле, – если будешь тыкать своей харей под чужую личину, другой не будет таким добрым, сломает тебе нос!
– Ты все… Хитростью! – в голосе дылды просквозила обида.
Младояр наклонился над парнем и шепнул ему на ушко пару теплых словечек. Тот вскочил с земли, решив продолжить. Пришлось ударить…
– Не бей его больше, – попросила девчушка, помогая дылде подняться с земли, – ты домой иди, Капоня, иди, прошу…
– Да я ему! Да…
– Ладно, давай мириться, – засмеялся княжич.
Вскоре от парня удалось отделаться. Ушел, не сразу, конечно, хотел честь соблюсти… Оставшись наедине с Сойкой – так звали девочку – княжич дал волю языку. А потом, на темной улочке – и рукам. Сойка, как будто, того и ждала, ее ручки куда только не полезли! Двое подростков мгновенно разгорячились, последовал жаркий поцелуй, от которого на княжича нахлынула такая волна теплоты, такая сладость, ну – куда как круче, чем даже когда он делал раньше сокровенное, мужское. «Вот оно, как по любви сладко-то!» – отметил Младояр, даже в такие мгновения не забывавший пополнять знания.
В постельку княжич вернулся лишь под утро, в состоянии какой-то сладкой легкости. Но напрасно он надеялся соснуть чуток, едва раздевшись, прилег, как перед ним появился Крутомил. Видать – ночью вернулся.
– Ах вот ты где, проказник, – богатырские руки старшего брата вытащили Млада из-под шкуры, княжичу показалось, что он летит – Крутомил подбросил братца в воздух, поймал, прижал к себе. Младояр обнял брата, лишь хихикнул, получая шлепок по голому заду.
– Жив, Крут! – радовался княжич, с любовью глядя на старшего брата.
– А что со мной станется? – улыбнулся Крутомил, – Да на мне ни царапинки. А вот тут, у вас… Ну да ладно, пронесло…
– Ага…
– Я горд тобой, Млад, – заявил старший княжич торжественно, – жаль, меня не было, зато ты был! Но ничего, мы еще этого злого колдуна словим, голову ему открутим!
– Ага!
Младояр редко видел отца в золотом венце. Князь надевал корону лишь в самых торжественных случаях, пренебрегая древними обычаями. А вот в былые времена, рассказывают, владыки везде и всюду ходили, надев на голову венец. Да чего только в прошлом не было. Даже закон, что с непокрытой головой мужу из дома выйти не полагалось. Вот и сейчас на княжичей шапочки натянули бархата красного, с ободками золотыми, каменья вкраплены – у Крутомила зеленые смарагды, у Гориполка – красные лалы. Младояру достались жемчуга…