Крутой мэн и железная леди
Шрифт:
По уму, так и надо поступить.
Так ведь это – если повезло иметь ум. А если не повезло?
Алёна поглядела направо, поглядела налево (светофора тут, увы, не было) и перебежала улицу. Торопливо подошла к крыльцу и только приготовилась спросить: «Молодой человек, вы не меня ждете?» – как рыжий взял инициативу в свои руки.
– А я вас знаю! – засиял он улыбкой, показав все тридцать два ослепительных зуба, и к вполне естественной неприязни Алёны прибавилась тихая зависть к этой голливудской улыбке. – Вы Алёна Дмитриева, писательница! Я вас давным-давно знаю! А сегодня как увидел в «Барбарисе», даже не сразу поверил своим глазам. Думал, вы мне почудились. А теперь вижу – и правда вы! Моя девушка ваши книжки просто обожает. Честное слово! У меня тут один детективчик в сумке, только что
И, вообразите себе, рыжий вымогатель ста долларов в самом деле вынул из рюкзачка Алёнину книжульку под названием «Женская логика», написанную по следам жуткого самодеятельного расследования, затеянного Алёной по поводу целой цепочки самоубийств… в том числе самоубийства всеми ненавидимого Чупа-чупса [11] , и ручку:
– Пожалуйста, подпишите: Кате Савельевой. Это мою девушку так зовут – Катя Савельева.
Алёна как загипнотизированная взяла ручку и довольно коряво пожелала Кате Савельевой счастья, здоровья и долгих лет жизни.
11
Об этом можно прочесть в романе Е. Арсеньевой «Сыщица начала века».
– И любви! – пылко воскликнул рыжий вымогатель. – И любви, конечно!
– Ну, ребята! – покачала она головой, послушно желая Кате еще и любви, конечно, а также ставя число и подпись. – За автограф мне положена скидка! Как минимум десять процентов!
Рыжий моргнул:
– Что? Какая скидка?
На лице его было столь искреннее недоумение, что следовало выбирать одно из двух: или он величайший актер всех времен и народов, или наша детективщица крепко лажанулась в своей дедукции и индукции.
Да нет, рыжий врет, врет! Ведь все сходится: он был у Жанны, он видел, что Алёна пошла туда, он встретил Игоря и от этого болтуна узнал, что…
– Бросьте притворяться, – сурово сказала Алёна. – Это ведь вы звонили в кабинет Жанны Сергеевны и предлагали мне купить у вас за сто долларов информацию о том, кто стрелял у меня во дворе? И потом назначили мне встречу на крыльце адресного бюро?
Парень минуту назад был румяным, а сейчас видно стало, что щеки его сплошь усыпаны смешными детскими веснушками: они выступили на резко побледневшем лице. Странно: эти веснушки что-то напомнили Алёне… что-то не слишком приятное… Поэтому она сказала резко – может быть, даже резче, чем следовало:
– Кажется, вы собираетесь это отрицать? И уверять меня, что не вы звонили и требовали с меня деньги? Но тогда что вы делаете здесь?
Рыжий-рыжий конопатый из бледного сделался красным и что-то невнятно пробормотал.
– Что-что? Не слышу!
– Я хотел узнать свой домашний адрес, – пробормотал рыжий.
– Свой домашний адрес? У вас что, склероз?!
– Ну да, – растерянно кивнул он и тотчас ошалело замотал головой: – То есть нет, нет у меня никакого склероза! Я пришел узнать адрес Григория Орлова!
– Если не ошибаюсь, вы опоздали примерно на двести лет, – хмыкнула Алёна. – Да и при чем здесь вообще Григорий Орлов?
– При том, что это я – Григорий Орлов, – настойчиво сказал рыжий. – Вернее, в том числе – я. Их знаете, как в городе много? И все же я один.
«Каждый думает, что он не каждый!» – чуть не изрекла Алёна один из своих любимых трюизмов, однако рыжий тотчас пояснил, с чего это на него вдруг накатила уверенность в собственной уникальности:
– Они, эти Орловы, – все Ивановичи, Петровичи, Алексеевичи, а я – Григорий Модестович. С таким отчеством я один-единственный не только в Нижнем Новгороде, но даже в области. То есть я сейчас убедился, что другого Григория Модестовича Орлова в нашем регионе нет. Однако то письмо пришло именно мне, на мой домашний адрес, вы понимаете?!
– Нет, – честно сказала Алёна. – Какое еще письмо?
– Письмо… – Рыжий, которого, как только что выяснилось, звали Григорием Модестовичем Орловым, принялся поспешно копаться в рюкзаке. – Алёна… ой, извините, я не знаю вашего отчества…
Отчество писательницы Дмитриевой было написано в выпускных данных каждой ее книжки, но, в конце концов, это ведь
– Отчество мое Дмитриевна, но это совершенно неважно, – отмахнулась она, чувствуя, что у нее даже руки похолодели от нетерпеливого желания завладеть этим загадочным письмом. Так борзая чует поживу, еще не видя ее… не зря, в конце концов, писателей зовут борзописцами!
– Посмотрите его, а? – просил бестолковый Орлов, не понимая, что Алёна только этого и ждет. – Я в нем ничего толком не понимаю, но вы же детективщица! Вы же должны уметь разгадывать такие загадки, верно?
Наконец он откопал в недрах своего рюкзачка помятый конверт и подал его Алёне.
Как советуют азы, некогда преподанные всякому желающему Шерлоком Холмсом, надо для начала хорошенько рассмотреть конверт.
И Алёна его рассмотрела.
Конверт был самый обыкновенный, неровно разорванный и испачканный почему-то ржавчиной, с прилипшей к нему старой жевательной резинкой. Об отправителе это мало что могло сказать, а вот о получателе – да, говорило, и немало… Зато об отправителе красноречиво говорил его почерк. Корявый, неровный, он изобличал человека, которому редко приходится держать в руках перо, ну а текст письма только подтвердил это предположение. Такое количество грамматических ошибок на одном отдельно взятом тетрадном листке Алёна давненько не видела… а может быть, не видела никогда. Впрочем, несмотря на безобразный почерк и полное отсутствие грамотности, мысли были выражены на диво связно.
«Я кое-что о тебе знаю, и вряд ли тебе понравится, если об этом узнают другие. Хочешь строить из себя крутого – да на здоровье, но кое-кому ты немало здоровья попортил! Как, спросишь? Да так, что шкурку его продырявил! Ты небось думаешь, что и я испугаюсь, если ты такой меткий стрелок? Ну так вот: я кое-кому все рассказал, так что имей в виду! Даже если решишься что-то против меня сделать, тебе это не поможет. Тогда всем станет известно, что ты – убийца. И хоть он жив, все равно же – ты в него стрелял, я это знаю! Хочешь, чтобы узнали все? Навряд ли ты тогда сможешь денежку зашибать, кривляка! А если я скажу об этом кое-кому из тех баб, которые тебя кадрят за деньги? Скажу, что они в койку пускают убийцу? Что ты с ним не поделил, с этим типом? Я еще и до этого докопаюсь, если не заплатишь! Я хочу десять тысяч баксов. У тебя есть, я знаю, а если нет – найдешь. Если сразу все отдать не сможешь, ладно, возьму частями, но чтоб не меньше, чем по тысяче за раз, и не дольше, чем в течение месяца. Я человек честный, потом буду молчать как рыба об лед, но если задумаешь словчить – пеняй на себя! Потому что мой кореш, которому я это рассказал, знаком с начальником следственного отдела из городского УВД, так что сам знаешь, как и куда вся твоя история попадет, если попытаешься меня мочкануть. Думаешь, все такие дураки, что твоему алиби поверят? Да ведь еще и машина того мужика пропала, так или нет? Так-так, знаешь, небось? Короче, Гриня, денежку готовь. Ты спросишь, как передать? Да обыкновенно, из рук в руки! Придешь к нам в ресторан, будто за делом, найдешь меня и передашь, понял? Первый срок тебе – пять дней, считая с 11 мая, когда ты это сделал. И не финти, не ври, будто письма вовремя не получил: я ведь сам тебе бросил его в почтовый ящик, нарочно маялся в адресном бюро, твой адресок узнавал! Плати, короче, и не выдрючивайся! Выдрючиваться перед бабами и мужиками своими будешь, а передо мной не надо, пидор! За все в жизни нужно отвечать, теперь ты это понимаешь? Так что – жду, понял?»
– Бог ты мой… – пробормотала Алёна. – Ну и ну! Какие люди живут в нашем городе! А вы абсолютно уверены, что это не вы кого-то там мочканули 11 мая?
– В том-то и дело, – очень серьезно ответил Григорий.
– Лунатизмом не страдаете? – вспомнив вдруг про свои знакомства с психиатрами, спросила Алёна докторским голосом. – Раздвоения личности не наблюдалось?
– Какое раздвоение, вы что? – почему-то обиделся Григорий Орлов. – Да меня вообще 11 мая в городе не было, понятно? Я Катю в Доскино возил, родителям показывать! Между прочим, я вас почему знаю? Потому что у вас в Доскино была дача?!