Крутой мэн и железная леди
Шрифт:
При слове «Доскино» охота шутить у Алёны моментально пропала. Тому были свои давние причины. Во-первых, в деревне Доскино Богородского района у супругов Ярушкиных и в самом деле когда-то был чудненький домик, и не сказать словами, сколько удовольствия доставляла Алёне возня во саду ли, в огороде. Но теперь это все осталось, так сказать, в прошлой жизни и принадлежало к миру воспоминаний, которые Алёне совершенно не хотелось ворошить. Не хотелось не только потому, что обида на Михаила все еще не прошла, да и не пройдет никогда, наверное. С этим домиком было связано еще одно событие… Не то чтобы Алёна его стыдилась – по сути дела, она не знала, как относиться к случившемуся. Она считала, что это событие очень многое определило в ее жизни и освободило, как ни странно, от очень многих комплексов. На эту тему ей всегда хотелось поговорить с каким-нибудь толковым психологом или психиатром. Алекс, конечно, был хорошим психологом, но ему ту историю было рассказать совершенно немыслимо, категорически! А вот посоветоваться с Юрием Литвиненко было бы недурно…
– Конечно, вы можете сказать, что это все чепуха на постном масле, – перебил ее мысли Григорий Орлов. – И что не из-за чего заводиться, раз письмо не мне. Но ведь речь идет о преступлении! О покушении на убийство! А шантаж – это ведь тоже преступление! А еще я знаете, почему завелся? Потому что не первый раз эта путаница с именами получается! Вот слушайте! Был я в «Гудке» примерно месяц или два назад. И один мой приятель пришел с дамой – ну, знаете, – Григорий окинул оценивающим взором Алёну и почему-то снова покраснел так, что все его веснушки растворились в красных волнах, приливших к щекам, – из тех дам, которые предпочитают молодых. Но она такая какая-то… слишком много косметики, и денег, чувствуется, тоже очень много…
«Кажется, в его восприятии одно непременно связано с другим, – внутренне хохотнула Алёна. – А я практически не употребляю косметики… Может, начать, наконец?»
– А мои друзья просто обожают над моим отчеством прикалываться, – продолжал Григорий, – и всегда меня представляют по имени-отчеству. Да я не возражаю, пусть веселятся, – добродушно махнул он рукой. – Но когда приятель в тот раз сказал: вот это, мол, Григорий Модестович Орлов, его дама стала такая оживленная, так заюлила, так заиграла со мной глазками, что мой приятель даже загрустил. Какая, говорит эта дама, необыкновенная встреча! Мне о вас столько рассказывали… и называет какие-то женские имена, которые я вообще впервые слышу. Еще хорошо, что моей Катерины рядом не было, а то… – Григорий чуть ли не с ужасом покачал головой. – Ну и вот, эта дама дальше говорит: я вас тоже видела один раз, вы на мня произвели неизгладимое впечатление в этой вашей кошмарной маске… Тут я подумал, что дама так шутит. Понимаете, кто мое имя ни услышит, тот непременно что-нибудь ляпнет про того, про настоящего Орлова.
– В том числе и я, – кивнула Алёна.
– Ну да, в том числе и вы, – кивнул в ответ Григорий Орлов. – Или спросит, не потомок ли я… Или насчет Екатерины II что-нибудь вмажет, особенно если узнает, что мою девушку Катей зовут. Я уже привык и сам отшучиваюсь в том же духе. Ну, я и подумал, что дама тоже на того Орлова намекает. И говорю ей, мол, в маскераде не был последние пару столетий, это как минимум. А то и больше. А она, этак со смешочком: ну что вы, что вы, я видела вас не далее как пару месяцев назад в «Барбарисе». Я сначала не сообразил, что это такое, «Барбарис», – смешное какое-то название, как конфетка. Потом понял, что это ресторан. Я, говорит та дама, была с приятельницей, которая давняя ваша поклонница. Она так мечтала, так мечтала, что вы составите ей компанию, но… вы предпочли суровое мужское общество! Представляете?! – Григорий перевел дух. – И такую рожу скорчила при этом, словно на какую-то пакость намекала. Суровое мужское общество! Не будь она женщина, не будь она тогда с моим другом, я бы ей выдал…
– Ну, она вас с кем-то перепутала, это же ясно, – сказала Алёна. – С каким-то вашим тезкой.
– Конечно, я так и подумал, – согласился Григорий. – Ладно, кое-как от нее отвязался, кое-как ей внушил, что я другой Орлов, не тот. А она говорит так обиженно: ну вот, а Жанна меня уверяла, что вы уникум! Я ничего не понял, но вспомнил, как однажды мне звонила какая-то барышня, хихикала, называла Нарциссом, чушь какую-то порола… Я с ней сначала похохмил, потом говорю: вы номером ошиблись! Она: этот номер мне в справочной дали. Вы ведь – Григорий Модестович Орлов? Я говорю – да, но, наверное, не тот, который вам нужен. Еле-еле ее убедил не звонить больше по этому номеру: а вдруг Катя трубку возьмет?!
У него сделалось такое смешное, такое детски испуганное выражение лица, которое восхитило бы Алёну, обожавшую всякие такие физиогномические приколы, порою яснее всяких слов и даже поступков дающие представление об отношениях людей, однако сейчас ей было не до того.
Жанна? Нарцисс? «Барбарис»? Очень любопытно… «Барбарис»… в самом деле, в пору Алёниного детства были такие «сосательные» конфетки, очень вкусные. Были они и в пору детства Григория Модестовича, и теперь еще существуют, пусть даже и в других фантиках, чем прежде. Есть вечные ценности, и как же это здорово! А еще «Барбарисом» зовется ночной клуб, в котором директорствует хорошо знакомая Алёне Жанна Сергеевна, и в этом клубе выступает стриптизер по имени Нарцисс, он же – «Робкий монстр», он же – «Пионер – всем ребятам пример» et cetera. «Кривляка», как непочтительно назвал его шантажист.
Ну точно! Жанна же называла фамилию этого кривляки! Орлов! И еще сказала: «Он не Орлов, а Ослов!» Это было в тот жуткий вечер, когда они с Владом…
– Ну вот, я, конечно, обо всем об этом забыл, – перебил ее мысли рыжий Орлов, – о том звонке и о той дамочке. Но теперь, после этого письма… Опять путаница, вы понимаете? Опять меня перепутали с тем же самым парнем! И я хотел его найти, ведь у него серьезные проблемы.
– Ну да, в самом деле – серьезные. Он вроде бы кого-то мочканул, – сказала Алёна. – Вы что решили-то сделать, я не поняла? Оказать помощь следствию или наоборот?
– Да ничего я не решил, – уныло сообщил Григорий Орлов. – Может, мне это письмо нужно в милицию отнести? Но вы понимаете… Оно так гнусно написано! Этот шантажист – такая, кажется, сволочь! Так и видишь его мерзкую, хитрую, ехидную рожу с маленькими глазками!
С этим Алёна согласилась бы на все сто, когда б не гнездилось в глубине души некое сомнение, что глазки у шантажиста отнюдь не маленькие и вовсе не столь уж бесцветные, вот уж нет!.. Но она отогнала пакостные мысли и спросила:
– Ну а у Жанны-то вы что делали?
– Как что? – удивился Григорий ее непонятливости. – Искал этого парня, Орлова. А она говорит, что у нее нет никаких его координат, кроме электронного адреса. Пожалуйста, говорит, если хотите – дам. А зачем мне электронный адрес? У меня и компьютера-то нет. Спросил телефон – не говорит. Мол, он просил никому не давать номер.
– А вы ей про письмо рассказали? – с любопытством спросила Алёна.
– Сказал, что пришло письмо, но не показал. Я его вообще даже Кате не показал, только вам.
Алёна молча приложила руку к груди в знак признательности за особое доверие.
– Жанна Сергеевна просила письмо оставить, мол, она сама передаст его тому Орлову, но я не стал оставлять. Мне показалось… – У Григория сделался сконфуженный вид. – Мне показалось, она его непременно прочитает. А там все-таки… Ну, это не то письмо, которое можно читать всем. Может, там и вправду речь идет о жизни и смерти!
Алёна даже головой покачала. Ну надо же, а? Принимала этого парня за вульгарного шантажиста, а он оказался просто образцом рыцарских качеств! Повезло Кате Савельевой, однако!