Крутой поворот (сборник)

Высоцкий Сергей Александрович

«К такому попадешь, — подумал Белянчиков, — он спуску не даст». И спросил:

— А на что жаловался этот Вязигин? Какие у него претензии?

— Все шумел — «Так ездят только пьяные!».

— Значит, он на Осокина жаловался?

— Я ж вам докладываю, товарищ майор, он на всех жаловался. И на меня тоже, — сердито сказал инспектор. Видимо, это последнее обстоятельство казалось ему особенно несправедливым.

— Ну, а водитель «Волги»?

— Кадымов? Его вины нет. Спокойно остановился у светофора. Резкого скрипа тормозов я не слышал.

— Но он-то что-нибудь говорил на разборе?

Инспектор снова

задумался.

— А ведь знаете, товарищ майор, Кадымов очень важную фразу сказал, — Волков пристально смотрел на Белянчикова. — Очень важную. — И Юрий Евгеньевич почувствовал, что инспектор начал о чем-то догадываться. — Он сказал, что, увидев желтый, начал тормозить еще издалека. И несколько секунд стоял у светофора. А «жигуленок» ехал далеко сзади. Кадымов в зеркало его видел. И видел, что он скорость скинул, притормозил. И все-таки стукнул! «Деликатно врезался», — сказал Кадымов.

— Насколько я понимаю, если бы Осокин перед светофором скорость не сбавил, он бы сильнее разбился? И «Волга» больше пострадала? Правильно я излагаю? — спросил Белянчиков.

— Все правильно, — согласился инспектор. — А если он хотел скрыть старые повреждения, то ему достаточно было и слегка тюкнуться. Только если серьезную экспертизу провести…

— Вот об этом я сейчас и думаю, — сказал Белянчиков; он опять взялся за протокол. — Значит, Осокин Борис Дмитриевич, — записал он в блокнот, — проживает по улице Чайковского, дом одиннадцать, квартира тридцать четыре, кандидат наук, преподает в институте. — Белянчиков задумался, вспомнив про Леву Бура, про нападение на Колокольникова. «Что-то не очень вписывается кандидат наук в эту компанию».

…Когда утром следующего дня невыспавшийся, но, как всегда, прекрасно выбритый майор Белянчиков шел на доклад к своему шефу полковнику Корнилову, в его записной книжке имелась масса информации о Борисе Дмитриевиче Осокине. Информации самой разной — и непосредственно относящейся к событиям последних дней, и просто характеризующей с разных сторон кандидата, и даже вовсе не относящейся к делу. Например, сведения о том, что Осокин — хорошо известный в городе коллекционер значков.

Юрий Евгеньевич был человеком педантичным, о чем знал каждый его сослуживец по Главному управлению. И даже кое-кто из начальства в министерстве. Одни начальники считали его педантизм достоинством, другие — недостатком. И каждый в зависимости от этого и оценивал его. Кстати сказать, у самого Белянчикова мало было свободного времени, чтобы задумываться над такими сложными проблемами, как отношения начальства к его персоне. Да и педантом он себя не считал. И когда кто-нибудь из товарищей отпускал по этому поводу очередную шутку, Юрий Евгеньевич огрызался: «У нас в управлении только один педант, — говорил он, — Сеня Бугаев. Каждую неделю в парикмахерской свою прическу подправляет». В одном Юрий Евгеньевич был уверен непоколебимо — люди, чье плечо, а не локоть он чувствовал рядом постоянно, его сослуживцы, были одновременно и его друзьями. В том числе Бугаев, лелеющий свою красивую прическу, и полковник Корнилов, с которым Белянчиков спешил поделиться сейчас важной и даже не слишком важной информацией.

Самым серьезным фактом, установленным майором, было то, что гражданин Осокин имел дачу на Карельском перешейке, на берегу Финского залива. И ездил он всегда на свою дачу по Приморскому шоссе. Через Репино

и Зеленогорск. На беленьких «Жигулях», попавших третьего августа в аварию на «чертовом пятачке» Светлановской площади. Юрий Евгеньевич не забыл рассказать Корнилову и о том, что поздно вечером прогулялся по улице Чайковского и заглянул под брезент, укрывавший одну из автомашин у дома одиннадцать, где проживал Осокин. Этой автомашиной, судя по номерному знаку, и оказались его «Жигули».

— В ГАИ, Игорь Васильевич, он все оформил, получил две справки: для ремонта и для Госстраха. И даже послал в Госстрах телеграмму с извещением об аварии, но оценщика еще не приглашал… Я, может, и поторопился, но попросил установить на улице Чайковского наблюдение. За машиной, конечно. Не ровен час, приедет «техничка», увезет в ремонт.

— Не поторопился, — сказал Корнилов. — Но все, что ты узнал об этом Осокине… — Он в сомнении покачал головой.

— Да, в затылок не выстраивается…

— В затылок? — удивился полковник. — В какой затылок?

— В затылок к Леве Буру и его компании. Не из той колоды этот Осокин.

Корнилов покачал головой:

— Скажешь тоже! А ведь и правда не выстраивается. Хотя с кем только возиться не приходится! Помнишь дело с литературным архивом? Тоже ведь ученый попался! Человек образованный — не всегда человек честный. Знаешь, кто это сказал?

— Не знаю кто, но правильно подметил.

— Достоевский. И еще сказал: «Наука не гарантирует в человеке доблести». Но тут я с ним, пожалуй, не соглашусь. Настоящая наука и доблесть — понятия неразделимые. Посмотреть бы на этого Осокина. Ты, случайно, фотокарточки его не достал?

Не то чтобы полковник всерьез считал, что можно определить порочные наклонности человека, разглядывая его лицо, запечатленное на фотографии. Он не был последователем Ламброзо, хотя и разделял некоторые моменты его теории. Фотография помогала Корнилову понять человека, почувствовать какие-то черты его характера, представить, как он будет вести себя на допросе. И всегда, если к тому представлялась возможность, Игорь Васильевич, перед тем как встретиться с человеком лицом к лицу, старался повнимательнее рассмотреть его фотографии.

— Фотокарточки я его не достал. Но если тебе так хочется, можешь послать кого-нибудь в институт — он красуется на Доске почета. Важнее другое, — Белянчиков был явно доволен собой. — «Волга», в которую воткнулся Осокин, еще не ремонтировалась. Я позвонил в «Ленавтотранс» — это их машина — и все выяснил. И предупредил, чтобы они хранили ее как зеницу ока. В смятом виде. Так что экспертизу можно провести на высшем уровне.

Человек на Доске почета, а мы экспертизу проводить будем, дознание. А если иметь в виду покушение на жизнь Колокольникова, то и санкцию на арест просить придется, — задумчиво сказал Корнилов.

— Ничего страшного.

Заметив недоуменный взгляд полковника, Белянчиков нахмурился.

— Я про экспертизу говорю. И про дознание. А там видно будет.

— Можно создать вокруг человека такой барьер подозрительности, что он не скоро очухается.

— Что ты предлагаешь?

— Начать со встречи, — Корнилов подумал и уточнил: — Начать с допроса. Я попрошу разрешение у следователя и допрошу Осокина. Кое-что, конечно, выясним предварительно. Но незаметно.

Белянчиков посмотрел на полковника вопросительно.