Крутой поворот (сборник)
Шрифт:
— Вот и я о том же — Лева Бур просто так умереть не мог.
— Евгений Афанасьевич, — Бугаев не удержался и положил в рот мармеладину. Все-таки с утра ничего не ел. — А какая вам разница, от чего умер Котлуков? Его нет. В этом все дело.
— Женя, а может, теперь-то ты и помог бы им? — она кивнула на Бугаева. — Теперь-то, а? — повторила она со значением. Чувствовалось, что она боялась Левы Бура еще больше, чем муж. — Ведь если ты им поможешь, — продолжала она горячо, — то ведь и с тебя все спишется. Все, что было. И забыть можно будет на вечные времена. И никто больше приходить к тебе не будет. Не будет справки наводить про всех этих подонков.
«Вот режет, — с интересом слушал Семен Любу. — Логика хоть и женская, а доходчиво».
— Вы что, и правда Котлукова боялись? — спросил он.
Жогин бросил на него короткий взгляд исподлобья и не ответил. Спросил сам:
— Что нужно? Узнать, кто звонил? Где хазу держат? Для этого заказ нужно брать. А я-то думал, чего это они от Левы приветы передают, а за инструментом ко мне обращаются!
— От вас, Евгений Афанасьевич, требуется только одно — познакомить меня с кем-то из них. Инструмент — это уже моя забота. Так что «подсадной» не вы будете, а я.
Жогин с удивлением смотрел на Семена.
— Да как же я вас сведу? Я и сам его ни разу не видел. Только по телефону.
Бугаев ободряюще кивнул:
— Об этом мы с вами быстро договоримся. Главное, улыбайтесь почаще да не держитесь так напряженно…
14
Бугаев вошел в ресторан слегка расхлябанной походкой человека, который знает, что он уже пьян, но всеми силами старается доказать окружающим обратное. Старик гардеробщик сидел у барьера и что-то торопливо ел из белой мисочки, запивая чаем. В пустом гардеробе одиноко висела его старенькая фуражка с потемневшим золотым околышем.
— От щедрот шеф-повара? — спросил Семен и дурашливо подмигнул гардеробщику. Старик равнодушно отмахнулся от него и продолжал невозмутимо поглощать еду. Бугаев остановился у большого зеркала. «Ничего себе рожа, — ухмыльнулся он удовлетворенно. — Только вот проборчик мой ни к чему». В это время дверь в зал открылась, и в вестибюль вышел крупный мужчина с красным потным лицом.
— Где тут заведение? — спросил он у гардеробщика.
Старик молча показал ему вилкой на портьеру в углу.
Бугаев демонстративно поплевал на ладони и стал приглаживать волосы, стараясь избавиться от пробора. В оставленную приоткрытой дверь была видна часть зала, и Семен сразу же заметил в дальнем углу сидевшего боком к дверям Жогина. Рядом с ним, лицом к выходу, сидел молодой парень. «Похоже, пришел один», — отметил Бугаев. Слегка качнувшись, он повернулся от зеркала и пошел в зал.
На эстраде рассаживались оркестранты. Бугаев остановился у дверей и огляделся, отыскивая свободный столик. Краем глаза он успел заметить Володю Лебедева, сидевшего за столиком в углу с какой-то молодой парочкой.
Откуда-то сбоку возник высокий мужчина в лоснящемся черном костюме. Наверное, метрдотель.
— Желаете поужинать? — спросил он Бугаева.
— Желаю.
— Вы один? Или ожидаете друзей?
— Или, — сказал Бугаев. — Хочу крепко поужинать. Но друзей не ожидаю.
Метрдотель подвел Семена к пустому столику, снял с него карточку с надписью «столик заказан».
— Прошу вас. Сейчас подойдет официант.
Семен сел вполоборота к столику, за которым расположились Жогин с парнем. Парень был невзрачный, тусклый, с плоским лицом. Если бы не мягкая рыжинка в волосах да прыщи, едва прикрытые пушком бакенбардов, его внешность плохо поддавалась бы описанию.
Пока Бугаев тоном загулявшего пижона выспрашивал у официанта, чего бы ему заказать повкуснее, да требовал хорошего коньяку, а официант вежливо объяснял, что хороших коньяков сегодня нет, он с удовлетворением почувствовал на себе взгляд жогинского соседа. «Клюй, рыбка, большая и маленькая. Лучше бы большая, но что-то по морде не похоже».
Оглушающе, так, что задребезжали фужеры, грянул оркестр. Потом пухлый певец в серебристом костюме вяло спел две цыганские песни.
Официант, почувствовав, что его клиент горит желанием гульнуть, развернулся довольно быстро. Нашлась и бутылка марочного коньяка. Низко склонившись к Семену, официант шептал ему, одновременно ловко раскладывая на столе закуски:
— Попросил у буфетчика. Коньяк из его энзе. Только для вас. И боржомчик. Пришлось этикетки содрать, чтобы не привлекать внимание…
Слушая вполуха шепот официанта, Бугаев начинал тревожиться, думая о том, что время идет, а Жогин сидит за своим столиком, словно истукан, даже головы не повернет. Может, не видит его?
Молоденькая, с приятной доброй мордашкой певичка запела любимую песню Семена про то, как кружатся над городом желтые листья. «Не прожить нам в мире этом без потерь, без потерь, не уйдет, казалось, лето, а теперь…»
— А теперь, а теперь! — подпел негромко Семен. С соседнего столика на него шикнула полная блондинка, но в это время певичка, задорно пританцовывая на эстраде, прибавила темп: «…Листья желтые над городом кружатся». Оркестр грянул громче. Посетители начали вставать из-за столиков и потянулись к небольшому пятачку перед эстрадой. Танцевать.
— Семен Иванович! — услышал Бугаев голос Жогина и обернулся. Жогин приветственно махал ему рукой.
— Жека, кирюха! — с неподдельной радостью крикнул Бугаев. — Давай сюда!
Жогин посмотрел на своего соседа и развел руками, словно бы говоря: неудобно, я тут не один.
— Давайте оба! — силясь перекричать оркестр, позвал Бугаев. Но Жогин, наверное, не расслышал и только еще раз развел руками. Семен видел, как парень, наклонившись к Жогину, быстро спросил его о чем-то. Наверное, поинтересовался, что еще за знакомый тут выискался. Жогин начал объяснять, и по его жестам Бугаев понял, что характеристику он выдает ему самую лестную. «Ну, артист, — подумал Бугаев. — Разыгрывает все как по нотам». Он всегда считал, что тюрьма и колония из любого человека делают артиста. Не могут не делать, потому что в заключении каждый час, каждую минуту, лавируя между тюремным начальством и прожженными, способными на все рецидивистами, человек вынужден лицедействовать. И всегда, когда Семену приходилось иметь дело с побывавшими за колючей проволокой людьми, держал он в голове это казавшееся ему немаловажным обстоятельство. За что не раз получал замечания от Корнилова, считавшего, что настоящего человека никакая тюрьма не превратит в лицедея. «Настоящие люди в тюрьму не попадают», — всегда говорил в свою защиту Семен. Но он был молод и задирист. И не имел такого опыта, как его непосредственный начальник.